(Продолжение. Начало в «МОЁ!» № 11, 12, 13, 14, 15 2010 года.)Наступил день отъезда. Отец прислал за нами полуторку. Бросаем в кузов несколько узлов, ссыпаем горку картошки, взбираемся сами. Поехали!..Воронеж невозможно узнать. Вокруг простирались одни развалины, чудовищные нагромождения обломков, балок. На проспекте Революции — чёрные от огня, разрушенные фасады, нагромождения обвалившихся перекрытий, торчащие из-под обломков бетона и кирпича скрученные жгутом железные балки. Мёртвая каменная пустыня…И как-то странно видеть здесь на телеграфных столбах чёрные раструбы громкоговорителей — гулким эхом откликается среди развалин голос Юрия Левитана, читающего очередную сводку Совинформбюро.А в нашем чудом уцелевшем доме, свободном от какой бы то ни было мебели, ютятся пять семей, оставшихся без крова. Вшестером занимаем одну комнату. Ничего, в тесноте, да не в обиде…На улице встречаю своих прежних друзей. Мой сосед Вадим Мезенцев, недавно демобилизованный из армии по ранению, одет в пожухлую, выцветшую солдатскую гимнастёрку, на его ногах — красноармейские обмотки. Ему тоже повезло. После фронта он вернулся в родительский дом, устоявший под артналётами и бомбёжками. Старый, сгорбившийся, почерневший от времени, дом этот, словно грибок опёнок по осени, примостился у подножия Тихвино-Онуфриевской церкви. Видимо, косогоры, расположенные с двух сторон, помогли сохраниться нашим домам — они оказались будто бы спрятанными в небольшом овраге.Очень радуюсь встрече с самым близким другом детства Женей Пироженко. Он с матерью и сестрой оставался в Воронеже, и ему пришлось испытать многие ужасы оккупации. Женя подробно рассказывает мне о её чёрных днях.…Город горел. «Юнкерсы» всё ещё продолжали своё подлое дело: теперь они шли не в колоннах, а звеньями по три самолёта и, не встречая никакого сопротивления, сбрасывали зажигательные и фугасные бомбы на те военные объекты и здания, которые уцелели и не были объяты пожарищем.К вечеру 6 июля прогремели два очень мощных, потрясших ...