Продолжение. Начало читайте здесь.

…Возвращаемся к тому, как я поступал в университет.

Конечно, я пошел писать сочинение на свободную тему. Наворочал без единой ошибки, все запятые на месте, но при этом полагалось какой-то эпиграф тексту предпослать. И у меня какая-то фраза была в голове на тот момент, я её сам придумал и к текущему моменту начисто забыл. Какому-то писателю или политическому деятелю, Ганди или там Луначарскому, я эту фразу приписать не мог. Но она мне так дико нравилась, что я взял и написал эту фразу вместо эпиграфа, а автором написал: Альфред Бестер. Кто такой Альфред Бестер? Почему Альфред Бестер? Альфред не знаю почему, а Бестер знаю — это такая рыба, рукотворная порода, помесь белуги и стерляди. Я написал сочинение, сдал листочки, шел домой и думал: «Вот я дурак. Зачем так сделал?». Сейчас кто-нибудь из проверяющих скажет: что за Бестер? А есть такой Бестер? Что-то мы не слыхали про такого. Что за глупость? Что за выдумки? Возьмут, да и выгонят, и не поступлю я никуда и в армию пойду…

А в армию я идти не хотел. Надо честно признать: не хотел. И мама не хотела, и никто не хотел, об этом надо честно говорить. В университете была военная кафедра, она нам здорово пригодилась, вышли лейтенантами-общевойсковиками. Мне нравилось на военной кафедре, жаль, волосы стричь заставляли. Особенно военные сборы были шикарные: школа жизни для меня, поскольку кто я такой был? Очки, ботанизм сплошной, ну сочинения хорошо писал, грамотно, и в них мыслишка цеплялась за мыслишку. Мыслишки и словечки, может, не были прочувствованы, не прожиты, но складывание словечек вперед опыта тоже не самое плохое дело для юнца, ну что сделаешь, это молодость, школа, потом первые курсы, откуда багаж?

На днях, перебирая бумаги, с изумлением обнаружил, что я старший лейтенант, а не просто лейтенант, о чем свидетельствует отметка в военном билете. Понятно, что это было после «партизанских» сборов, которые, видимо, проходили так по-нашему, по-советски, что я был повышен в звании, не приходя в сознание. Что скажу: автомат Калашникова я и нынче соберу-разберу нормативно, а от войны мы тогда были сильно дальше, чем сейчас.

С нами учились и те, кто постарше, они армию прошли или работали где-то и пришли в вуз, вот те жизнь знали. Получше как минимум. Но мы их слушать не хотели: я ж говорю — марево. Они со своим знанием жизни тоже у нас авторитетом не были. Они как-то своей жизнью жили, так, посмеивались, глядя на нас.

Ну ладно, вы спросите, зацепился ли кто за Бестера. Нет, конечно, Бестер и Бестер. Лучше, конечно, какой-то Салтыков-Щедрин, но и Бестер хорошо. Никакой крамолы в словах Бестера не было. Никакой «Википедии» тоже не было. Вот что у тебя в голове, то твое. Ну и книги, конечно. И люди: мне встретилось множество людей, которые постепенно заменили ненужных выдуманных мыслителей у меня в голове. Они же есть реальные, зачем выдумывать?

В больших газетах «Советская Россия», «Комсомольская правда», куда приезжал позже оттачивать мастерство, они встречались тоже — и уроки давали по ходу дела.

— Приехал, собкор? Иди пиши, — в «Советской России» была такая рубрика «Точка зрения собкора». — «Точку зрения» пиши.

— Когда сдавать?

— Ну к утру.

Я с Дальнего Востока прилетел, я спать хочу, но к утру написал, принес. Стресс — колоссальный. Если бы так сдал — опозорился бы страшно: сыро, плохо. К счастью, в отделе уже раскладывал бумаги человек, который прочитал текст, вздохнул и говорит: «Меня нет час. Обеспечиваешь меня сейчас кофейком, еще чем-то, быстро бежишь в буфет — и час меня нет». Через час он появляется с моим текстом, почерканным, кое-где даже переклеенным, но это уже был материал.

— А теперь читай и понимай.

Я прочел и почти всё понял.

Звали (и зовут) его Алексей Хохлов, и он за ночь и утро научил меня тому, что ни в универе, ни в «Красном знамени» я не постиг. Это был колоссальный урок по постановке мозгов на место — как ты должен это делать по-настоящему. Хорошо и быстро. Он взял ворох ночных измышлений, вроде ничего такого с ними не сделал, он их просто переставил в правильном порядке, нанес соединительные штрихи и даже склеил — и отдал в машинописное бюро. Все вышло благополучно, меня сильно хвалили. Я побежал через дорогу, через улицу Правды в гастроном, ну, как положено.

В «Комсомолке» с давних пор существовал питомник молодых под названием «Алый парус», за которыми приглядывали Валентин Юмашев, потом Сергей Кушнерёв. И все комсомолкины мэтры, пол-мэтры и супермэтры, которые с кепкой. Здесь Василий Песков, Виктор Шуткевич, Ядвига Юферова, Екатерина Благодарёва, легендарная стенографистка «КП», а из будущих звёзд Дима Соколов-Митрич, Юля Водзаковская, Женя Доцук, Катя Григорьева… Ну и я чай пью.

Но это будет много позже. Вернусь опять в абитуру…

(Продолжение следует)

Подготовил к публикации Лев КОМОВ.