В этот раз в игре «Как стать миллионером?» принимали участие погорельцы нынешнего лета. «Крепкий он, этот Рычков!» — удивлялся Дмитрий Дибров, когда борец с огнем подползал к несгораемым 50 тысячам, ответив правильно на вопрос, какого Спаса не бывает — Яблочного, Орехового, Медового аль Ананасового. «А чего? Я же православный», — говорил Костя, поправляя челку. Тогда ведущий спросил: вот вы верующий, так? Так. Пожары ведь страшные были? Страшные, лес жалко. Костя ведь сажал этот лес, оберегал, и вот на тебе — погорели. «Значит, злое место?» — «Почему злое? Это просто судьба», — пояснил Константин. «Судьба? — уточнил ведущий. — Как судьба? Бог-то должен был уберечь?!» «Значит, испытание нам вышло такое», — с виноватой улыбкой ответил кандидат на пятьдесят тысяч.

Засыпался он на вопросе, какой талисман у команды «Детройт Ред Уингс». Оказалось, осьминог. И друг-болельщик не помог, не за «Детройт» в Рязани болеют. Но пятьдесят-то тысяч уже несгораемые, в кармане, как говорится! Выиграл он их, ответив, как называется рыболовный крючок, который спаян со свинцовой бусиной, — мормышка, кукан, блесна или спиннинг? Костя из Рязанской области не подвел: мормышка. Он же рыболов, деревенский житель. Жена его, едва сдерживая слезы, болела за Костю и шептала сама не своя, отвечая на вопросы ведущего: «Пятьдесят тысяч — хорошие деньги. Кроватки детям купим, еще много чего». Квартиру им после пожара дали, а был-то свой дом. «Выбирать не приходится», — сказал Костя.

Костя взял драгоценную пачку, протянутую красиво постриженным (думаю, за эту же приблизительно сумму) ведущим, и унес из блескучего зала детские кроватки, а также неясные мечты, поскольку новая, даденная государством квартира-то вообще пустая. Есть с чего начать тратить эту свалившуюся на семью погорельцев немалую сумму. И жена его была довольно-таки радостная.

А я чего-то загрустил. Была во всей этой истории какая-то свербина, неточность, разногласие. Гламурный ведущий проверяет смиренного погорельца на крепость веры. Его ли это дело? Ему ли каверзные вопросы задавать, раскатывающему на сегвее по Арбату? Та ли это вообще программа, чтобы мешать пепел с бисером? Густое горе с пустыми блестками?

Эх, Костя, Костя… Не все поймут твое отречение, скажут: покорность. Твою веру — скажут: привычка. Твою убежденность, что судьба — это испытание. Скажут: рабская психология. Посмеются и милостиво разрешат: ладно, живи там, вдали от экранов, сцен, мест, где делают деньги, политику и правят миром, случайный душекрепкий гость лицензионного шоу.

Вот если вдруг война, горе, несчастье — все твое существо на вес золота будет. Тебя призовут, не сомневайся. Ох, как нужны будут твоя простая душа и верность! Тут недавно перезахоронили солдат Великой Отечественной, что погибли на Невском пятачке, так средняя продолжительность их жизни с момента вступления в бой была исчислена: четыре дня! Приходит дивизия, попадает под немецкий аккуратно распланированный огонь — и через несколько дней от нее остается в лучшем случае взвод. Астафьев о таком писал в романе «Прокляты и убиты», писал и зубами скрипел.

Пожар — он ведь тоже война. Вполне отечественная. И встретили его по традиции неподготовленными. Одна лопата на троих. И спаслись благодаря таким вот Костям. Теперь благодарим их, как умеем. На программу «Как стать миллионером?» позвали. Давай, становись миллионером. Не тушуйся!

Да что там авторы гламурных передач! В российской, а прежде в советской элите даже люди самые что ни на есть просвещенные таких, как Константин, не понимали. И уж точно их принципам не следовали. Жертвенность считалась рабским пережитком, следствием привычной несвободы, пройденным этапом цивилизованности. Соборность — выдумкой. Открыл давно отчеркнутое место у философа Мераба Мамардашвили, юбилей которого так трогательно и нежно отмечался знатоками этого европейского ума, светившего им даже в советской глухомани и даже в советской тундре, над которой летали советские самолеты полярной авиации.

«Русские, куда бы ни переместились — в качестве казаков на Байкал или на Камчатку, их даже занесло на Аляску, и, слава Богу, вовремя продали ее, и она не оказалась сегодня той мерзостью, в которую мы ее скорее бы всего превратили, — куда бы они ни переместились, они рабство несли на спинах своих».

Последний раз про Мамардашвили мне довелось спорить как раз на Камчатке, в Вилючинске, где для переместившихся людей, на которых стоит держава — а опирается она совершенно мифологически, как на китов, на черные бока атомных подводных лодок, у коих здесь лежбище, — начали наконец строить хорошие дома. Они въезжали в них, словно Константин после пожара (такое жилье, на наш столичный взгляд, было у них прежде), и не спокойная уверенность, что получает само собой разумеющееся, а искательная благодарность читалась на лице лейтенанта и его беременной жены. И, конечно, мой оппонент тут же заметил ее — «новые рабы все той же системы» — и процитировал грузинского философа: «Когда господствует советизм, сама жизнь теряет функцию. Советская жизнь — антижизнь. Ни в одном слове, предложении, позе или действии, характерных для советизма, я не узнаю себя как живого, не чувствую жизни. Там, где советизм, жизни нет».

Я ответил цитатой из защитника Ленинграда Даниила Гранина: «В советской жизни были неоспоримые ценности или, во всяком случае, ценности, которые казались нам неоспоримыми. Строительство небывалого справедливого общества, например». Но цитата на этом не обрывается, и Гранин далее говорит: «…Я имел возможность говорить с ребятами, которые идут в армию. А что они будут защищать, что? Олигархов? Бюрократов? Возможность подзаработать? Ведь защищают сокровенный смысл жизни. И я все чаще задумываюсь — а в чем он для меня?..»

Надо ли говорить, что спор затянулся за полночь?

Что ж за проклятие такое? Научных и философских основ и образа мысли и жизни Константина и миллионов ему подобных нет, отказано; прогрессивная, а следом и гламурная общественность объявляет несостоятельным и русское культурное пространство, и советское, и постсоветское, и что ни возьми — ничего нет, кроме их пустого всезнания, а Константины вопреки всему есть?! Нарождаются из рязанской глубины, а потом еще и в огне не горят.

Так что не проклятие это, а великое российское счастье. Его надо видеть всем, у кого глаза, ум, воля и власть есть. Поддерживать, пока не загнулось, не выгорело. Лелеять, и не из циничного приготовления к бедам, а как присущий с рождения тот самый сокровенный смысл жизни. Для элиты, для государства, для народа.

И в этом смысле сгодятся и пятьдесят тысяч — клок, честно полученный погорельцем Константином Рычковым с той самой овцы.

2017 г.

Подготовил к публикации Лев Комов.