Поднимаясь по лестнице на третий этаж областной онкологической больницы, я думал о покойном отце. Перед смертью он лежал именно в этом отделении, и по этим ступенькам я поднимался к нему много раз. Меня не удивило, скорее я находился в состоянии дежавю, когда дежурная медсестра проводила меня в палату, где когда-то находился мой отец, и указала на ту же самую койку. После слов: «Можете располагаться» —  она удалилась на пост. Какое-то время я стоял как парализованный. Ком горечи застрял у меня в горле.С того момента, как я был здесь, навещая отца, прошли годы, но ничего не изменилось. Тот же потемневший от времени потолок с трещинами и плафоном советских времён. Те же облезлые стены с обломанными медными кислородными трубками и розетками, в которые без переходника не вставишь современную электрическую вилку. Тот же зашарканный пол, немытое окно, тумбочки с покосившимися дверцами без ручек, единственный перекошенный стул. И, самое главное, та же кровать. Да, это была именно та койка, которая в моём сознании ассоциировалась с невосполнимой утратой.Оцепенение постепенно прошло, я вернулся на пост дежурной медсестры и попросил положить меня в другую палату, объяснив причину. Сестра отнеслась к просьбе серьёзно и сказала, что через некоторое время освободится койка в шестой палате, из которой сегодня выписывают мужчину, и я смогу её занять. Я согласился без колебаний.Палата № 6, в которой меня разместили, представляла собой достаточно просторное помещение. И хотя убогость просматривалась во всём — от протёртого до дыр линолеума на полу до заделанной мухами лампочки без плафона на потолке, — всё же здесь были предметы, являющиеся роскошью для больницы. Гордостью обитателей палаты была раковина с краном. Это просто чудо, что можно умыться, почистить зубы или помыть посуду, не стоя в очереди к единственному на всё отделение умывальнику, находящемуся в коридоре, ведущему в общий для всех туалет. Вторым предметом роскоши был кухонный стол, отсутствующий в большинстве других п...