Он не хотел встречаться: «Зачем? Чтобы потом все пальцем показывали? Добра сейчас совсем мало» (позже Михаил расскажет: из-за «пальцев» перестал ходить с тростью, хотя каждый шаг — преодоление).

Но я позвонила ему уже из машины: «Мы выехали».

Он не прогонит. Потому что такие люди и есть добро.

Почти космонавт

Мишка Киселёв — деревенский до мозга косточек пацан — мечтал стать космонавтом. Без шуток. Но в его родной панинской деревне Тойда, окромя фермы, никаких космодромов не было. Мать впахивала бригадиром дойного гурта, отец — трактористом. И после школы-девятилетки Мишка пошёл покорять вершины отцовского же ремесла — поступил в училище сначала на механизатора, потом на шофёра. А в 18 лет сам пришёл в военкомат: «Хочу долг Родине отдать».

— Меня отправили в учебку в Псковскую область. Оттуда планировали в Козельск, под Калугу. Но… Заварушка у нас случилась — подрался я (смеётся. Он часто, легко и искренне смеётся. — Авт.). И командировали меня аж в Архангельскую область, в город Мирный, за полторы тысячи километров от дома. А что? Можно сказать, мечта моя детская почти сбылась — я служил на космодроме Плесецк.

После срочной Киселёва, как передовика военного дела, уговорили на контракт. С Леной* его — прапора, командира взвода и девичью мечту — познакомили общие друзья. Не красавица. Продавец в местной продуктовой забегаловке, с маленькой дочкой на руках, замужем.

— Да, она была замужем, — Михаил вскидывает глаза, точно оправдываясь. — Как раз шёл бракоразводный процесс… В апреле 2009-го у нас родился Серёжка. В мае мы расписались. Чем зацепила? Да ничем… Просто… Вот вы замужем?

Нет, говорю. И не была.

— Не хочется? — он спрашивает это и смотрит так, что приходится отвести глаза. — Значит, вы никогда не знали настоящую силу любви, это... Неправильно!

По словам Михаила, Лена даже не пришла на суд, чтобы побороться за сына. После ухода прислала SMS: «Серёжку ты мне всё равно не отдашь»

…Дыра-деревня. Крохотный двор, подпоясанный упавшим забором. Деревянная лавка у сгорбленного — родительского — дома. Ему 35. Впереди беспросвет. У него половины тела нет: левая сторона как чужая.

— Уже когда мы стали жить вместе, я заметил, что Лена пива может выпить — литров пять за раз легко. А как-то прихожу со службы — она уже Серёжу носила, на седьмом месяце — лежит в ванне. «Нельзя же», — говорю. А она: «Ну и что, аборт сделаю». И в тот же вечер у неё начались преждевременные роды. Серёжа появился на свет недоношенным, еле выжил. Я чувствовал, что Лена изменяет. Я ухожу на сутки — и она уходит, а с Серёжкой и своей дочкой от первого брака оставляет мать. Звоню иногда с работы: «Ты где?» — «Дома». «Как же дома, — говорю, — когда детей не слышно».

В один из октябрьских дней 2011-го, по словам Михаила, на пороге его встретила тёща: «Ленка от тебя ушла. Дочь забрала. А сына сам расти!»

Сыну 2,5 года, ему 24: сам сопляк, хоть и целый прапор.

Что было в следующие два дня, он помнит плохо — классика жанра. Хватило одной затрещины от комбата: пьянство отставить, встать в строй.

— Я отвёз Серёжку сюда, в Тойду, к своей маме, сам вернулся на службу. Надо было сына поднимать.

Михаил мечтает, чтобы сын сделал то, чего ему не удалось — посвятил себя военной службе

«Ему осталось три месяца»

В конце 2013-го Миша должен был заключать третий военный контракт. 23 октября от третьего инфаркта умер папа. 8 ноября после похорон Михаил вернулся в Мирный, сел ужинать.

— И тут понимаю, что левая рука меня не слушается. И с ногой что-то. И очень сильно болят голова и шея. Позвонил маме, она: «Немедленно вызывай скорую». Я набрал 03 и другу. Помню, как меня выводили из квартиры. И провал. Очнулся оттого, что доктор щёлкает перед моим лицом пальцами. В коме я пробыл 19 дней — инсульт. Мне потом сказали, что это из-за нервов всё, накопилось.

…Трепанацию черепа делали дважды. Трижды облучали («У меня в голове три кисты»). Маме Екатерине Михайловне врачи сказали: максимум три месяца, не жилец.

— Третий контракт я заключить не успел, да и было ясно, что на военной службе крест. Но сослуживцы не бросили, очень помогали. Огромное спасибо им, врачам и близким. Меня возили по больницам — на лечение, реабилитацию. Я заново учился ходить. А научил меня сын! После всех больниц меня привезли сюда, в Тойду, в родительский дом. Рядом с моей кроватью мама оставляла баночки, чтобы — ну понимаете, для туалета. Раз просыпаюсь — их нет. Оказалось, их Серёжка спрятал. И говорит: «Папа, иди сам за ними!» Притащил мне маленький стул. Я на него опирался, как на костыль, и потихоньку дополз до своих баночек. Серёже тогда было пять лет.

У них разделение труда. Екатерина Михайловна по женской части — кастрюли, 157 цыплят и 10 кроликов, плюс чистота и порядок. Миша — это который «не жилец» — лопата, бензопила (всему селу цепи точит, чинит), удочка, «и фундамент сам делаю». А Серёга успевает везде: и с бабушкой, и с папой, и в школе — грамот целая библиотека.

Есть хозяйство — должны быть защитники: деревенская аксиома

Я сейчас не буду разводить плач Ярославны, как им тяжело. Да, тяжело. Как ни на что не хватает денег. Да, не хватает. В школу Серёжу собирали всем миром — родственники, односельчане. Чтобы провести интернет, продали козу, хотя Серёжа очень любит молоко. А газ — ГАЗ — это что-то выше звёзд, хотя от трубы до их забора ровно два шага.

О роли государства в жизни таких семей, для которых каждый новый день — новая шарада по выживанию, я тоже говорить не буду — каждый из вас скажет это лучше меня. Пособие, которое получает Михаил по линии соцзащиты как «многодетная семья» — 313 рублей.

Эта история о другом.

Ревел ли он — мужик — по ночам? Да, ревел. Была ли в жизни красная точка, когда хочется бросить всё и?.. Да, была. Но — «в последний момент понимаешь: на кого я ЕГО оставлю?» Счастлив ли он? Категорично: «Конечно, нет».

И всё же.

— На развод подавал я. На суд Лена не пришла, заявила, чтобы обошлись без неё. Мы никогда ничего не скрывали от Серёжки, он знает, что мать его бросила. Как рассказали? Да он и не спрашивал: понятливый, сам разобрался. Хотя ему нелегко. Дразнят, мол, безматерный… Я подавал на алименты, суд вынес решение удерживать с неё четверть заработка в пользу сына. Но он не получил ни копейки. Мы год назад брали справку у приставов: долг уже 540 тысяч. Сейчас Лена живёт в Ульяновске. Раз, когда Серёжа был ещё маленьким, он захотел написать маме SMS. Сообщил, что хорошо учится. Она ответила: «По пустякам меня не беспокоить». Простил ли я её (пауза, по лицу тень. — Авт.)? Бог всех простит, а я зла не держу. У меня сейчас одна мечта (живо, на лице солнце. — Авт.) — чтобы Серёжка получил высшее образование и стал военным.

…Нет, Михаил Киселёв, не убеждайте: вы счастливы, мы видели.

* Имя изменено.

КСТАТИ

А мама просила её не беспокоить

В управлении судебных приставов по Ульяновской области мне рассказали: все документы по алиментам направили по месту работы Елены Киселёвой ещё четыре года назад — чтобы у неё из зарплаты вычитали четверть на ребёнка, и производство прекратили. О том, что этот ребёнок не получает ни гроша, узнали прошлым летом, когда Михаил обратился к приставам с заявлением привлечь бывшую по уголовной статье. Тогда ему и рассчитали сумму долга.

— Но у нас не было сведений о её зарплате, поэтому расчёты велись по среднероссийской, а сколько там на самом деле — сказать пока нельзя. Кроме того, привлечь должницу к уголовной ответственности сразу мы не можем, нужен комплекс мероприятий, и для начала — ответственность административная. В августе прошлого года мы направили папе письмо, в котором объяснили, какие нужны документы, только ответа не получили.

Миша уверяет, что всё отправлял, и даже заказным письмом. Но без бюрократии скучно. После моих звонков ульяновские приставы бумажки по Киселёвой подняли, производство возобновили. Тогда, четыре года назад, Киселёва числилась на местном заводе торгового оборудования. Но в ноябре 2020-го завод обанкротился, и концы мадам мамочки теперь теряются. Так что приставам, похоже, придётся поработать сыщиками.

Я её тоже искала. Михаил отрезал: нового номера телефона Лены не знает. Страница в соцсетях у неё закрыта. Звоню в глухую деревню под Архангельском, где она родилась и выросла. Бывшие соседи долго вздыхают в трубки: «Плохо говорить не хочется, а хорошего мало. Но в школе Лена была скромницей». Из родни там сейчас лишь тётка, которая «ничьих телефонов не знает». По её версии, виноват во всём «папаша» (Михаил то есть), это он сына, которого Ленка любит, Ленке «не отдаёт».

Кто прав, лично мне всё равно, я просто пишу о том, что есть: 13-летнего ребёнка поднимает полупарализованный отец-одиночка. И как большая материнская любовь мешает платить алименты или слать сыну посылки с конфетами — не знаю.