Своего деда — Ведехина Александра Алексеевича — я почти не знала. Мы жили далеко друг от друга. Он в Новгороде, моя семья моталась по гарнизонам — отец был военным. Встречались изредка, когда мама в отпуске привозила нас с братом к своим родителям.Дед был могучим — под два метра ростом, косая сажень в плечах — даже в семидесятилетнем возрасте. После войны трудился кузнецом, а лет в 60 стал конюхом. Уж какие там лошади в центре города? Но было так. В его сарае на чердаке хранилось сено. Мы там даже спали иногда.Дед запомнился невероятным аппетитом (мог умять в одиночку огромную сковороду картошки, нажаренную для всей семьи) и смешной походкой, как у Чарли Чаплина. Мы с братом все время пытались ее копировать: пристраивались за его спиной и буквально валились от хохота.Прошлое моего деда всегда было запретной темой. Все знали, что он воевал. В серванте хранилась награда — медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.». Но стоило его спросить об этом, как откуда-нибудь выныривала суровая бабушка и тут же переводила разговор на другую тему. Семейную тайну, которую тщательно оберегали, поведала мама уже много лет спустя — когда мне стукнуло семнадцать, на закате брежневской эпохи.Осенью 1941 года дед оказался на оккупированной территории. Свою жену, мою бабушку, вместе с двумя маленькими детьми (маме было тогда четыре года) он, спасая от бомбежек, вывез в Эстонию. Там его и обнаружили. Объявили дезертиром, судили и отправили на фронт. Он всю войну прошёл в штрафбате — кровью искупал вину перед Родиной. Это называлось прививкой от трусости. Три года он провел на передовой в ранге пушечного мяса — командиром сапёрной бригады. При нехватке сапёрных частей солдат штрафной роты могли послать на ликвидацию минных полей. Причём сплошь и рядом люди, не имеющие соответствующих навыков, разминировали территорию собственными телами: задетые ненароком мины взрывались у них под ногами. Почти никто, с кем дед воевал, не выжил. Это было чудом, что он уце...