Забора нет. Справа — пивоварня. Через дорогу напротив — остановка электричек, каждые 2,5 часа состав на Воронеж.— Мы заблудились! Где ваш центр? — я набираю отцу Евгению Лищенюку, который должен нас встретить, и ищу глазами бетонную ограду или плетень покрепче. Как там ещё обычно их прячут, такой контингент…Но мы не ошиблись. Сюда — 30 километров от Воронежа, новоусманский посёлок Шуберское, — в этот серый кирпичный дом с обычной дверью «как в квартире», может войти любая женщина с ребёнком у груди и сказать: «Я Маша/Оля/Даша, я наркоманка, и я хочу жить». Снаружи нет вывески. Лишь когда переступаешь порог, встречаешься глазами с ликом Христа и резными буквами рядом: «Р. Ц. УМИЛЕНИЕ».…Кто-то из вас сейчас с усмешкой: всё, готовимся к проповедям.Вера — штука сложная, согласна. И говорить о том, что с ней связано, СРАЗУ ДЛЯ ВСЕХ — трудно. Я ехала туда, слушала и смотрела там, ехала обратно и сейчас пишу этот текст — и признаю: чётких выводов для себя не могу пока сделать.Но один вывод есть: эти три разные женщины (пока три, центр рассчитан на 10 — 12), которых по-разному страшные судьбы свели здесь, — здесь и сейчас они счастливы.Они открылись нам, чужим, здоровым (о, по сравнению с ними!), и смеялись вслед: «Не надо менять имена! И лица не скрывайте!» Но мы теперь тоже в ответе за них и, главное, их детей, поэтому — дорогие героини, вы прекрасны с любыми именами, и я их всё же меняю.Наркоманка с 17-летним стажем, Оксана держится уже два года. Она задалась целью полностью победить заразу, разрушившую её жизнь, и вернуть главное: своих детей.— Я мультинаркоманка.— Это… что?— Это всё. Назально, внутривенно, по-всякому и всё подряд.Чёрно-вишнёвые глаза, брови вразлёт на фарфоровой белизне. Вам бы, девушка, шаль на плечи и напротив художника в кресло… Её зовут Оксана.— Я два года ни-ни, — Оксана понимает мой взгляд. — Совсем. Первый раз? В 13 лет, «травка». В 15 первая инъекция. Сейчас мне 33. Трое детей, на всех лишена родительских прав, вижусь только со старшей 12-летне...