21 июля, 2021 год, Поворино.

— Прям только из душа: вот, ещё не обсох…

Блуждающая улыбка. Выцветшие невидящие зрачки — слезятся, как у старого пса. Свалявшаяся седина. Прожаренный зноем голый торс. Женское лицо на левом плече — поблекшая красота.

…Старик как старик. Но я знаю, КТО он на самом деле.

* * *

28 февраля, 1997 год, там же, в Поворино.

Сигарета — другая.

Чёрные брови вразлёт, угли-глаза — в стол, дремучая смоль кудрей. Почти Антонио Абендерас. Ему 47.

— Я увидел девушку, она голосовала. Ну, я раньше её видел в магазине: она то ли продавцом была, то ли ученицей… Я остановился. Она говорит, я на автобус опоздала, подвезите меня… Я говорю, ну садись, поехали… Когда выехали за город — метров 300 — 400 проехали — я остановился. Говорю, если хочешь жить — делай то, что я тебе говорю. Она: «А что вы хотите? » Я говорю, ну… займёмся сексом…

Долгие паузы. Эмоций — нет. Слова — холодный песок в песочных часах.

— …Она не возражала ничё, не сопротивлялась. Я развернул машину и поехал в сторону речки. Когда к речке подъехали, я заставил её раздеться. Сказал, раздевайся. В машине тепло было, она разделась. Я совершил с ней половой акт. После этого… Я говорю, пойду я в туалет схожу — давай тебе сзади руки свяжу. Связал ей руки и задушил. После этого я вытащил труп с машины, подтащил к речке. Вернулся в машину, взял нож. Разрезал ей живот, чтобы труп не всплыл. И сбросил в речку.

Так 7 декабря 1990-го умерла 17-летняя Женя Солнцева, ученица продавца одного из поворинских магазинов. Тело Жени через четыре месяца, в апреле, всё же всплывёт в местной речке Свинцовке на выезде из города.

* * *

«Бандерас» на кадрах видео — тот же самый «старик». Он же — Владимир Николаевич Ретунский 1950 года рождения, поворинский маньяк, воронежский Чикатило. С 14 июня 1990-го по ноябрь 1996-го Ретунский изнасиловал и убил восемь девушек. Младшим было 15, старшим — 23. Это минимум, который тогда удалось доказать следователям. В начале расследования сам Ретунский признался в 10 изуверствах. Ещё двух пропавших в Поворино девочек так и не нашли, но в прокуратуре предполагали: к их исчезновению тоже может быть причастен он.

Вычислить и задержать его удалось только в феврале 1997-го.

Почему не расстреляли

Ретунский уже давно мог бы быть мёртв. …Повесился бы в детстве, как собирался, но был застигнут и выпорот отцом, и минимум 10 девичьих жизней не сгнили бы в могилах. Их маньяк готовил для «своих девочек» заранее. Он сковал Поворино кладбищенским кольцом: если отметить на карте точки, где в лесах находили обезображенные — с отрезанной грудью (это был его фетиш) — тела, получится кольцо. И рядом с уже «похороненными» зверем девушками действительно пустые холодные ямы — могилы-«болванки» для будущих жертв.

…Не спотыкалась бы о свой извечный русский гуманизм ошалевшая от внезапной свободы новая Россия, в 1999-м «поворинского Чикатило» могли бы казнить через расстрел. Но мораторий на смертную казнь был одним из условий принятия в Совет Европы, готовивший красную дорожку для сбросившей «советские кандалы» страны.

14 мая 1996-го Ретунский изнасиловал, задушил и надругался над телом 23-летней учительницы физики Ольги Русановой, а через ДВА ДНЯ президент Борис Ельцин подписал указ № 724 «О поэтапном прекращении применения смертной казни в России в связи с вхождением в Совет Европы». Последний смертник в нашей стране — 36-летний серийный убийца-педофил Сергей Головкин (клички: Фишер, «удав-зоотехник», «ученик Чикатило»), растерзавший в окрестностях Москвы 11 мальчиков. Его расстреляли 2 августа 1996-го в застенках Бутырки.

А в июле наш Ретунский убил 21-летнюю студентку Вику Кирову, в ноябре — последнюю свою жертву студентку Аню Минкину. Девочке было 18.

…Приговор «поворинскому Чикатило» вынесли в мае 1999-го. И судья облсуда Михаил Авдеев стал заложником казуистики нашего законодательства. На тот момент в России уже действовал новый Уголовный кодекс, который ввёл применение пожизненного заключения для особо тяжких преступлений. К слову, окончание в формулировке наказания там — «… либо смертной казнью», несмотря на мораторий, но всё — расстрел для нас варварский пережиток, заливаем его чёрными чернилами. Так вот. Дело в том, что закон в России обратной силы не имеет. То есть Михаил Авдеев был вынужден судить маньяка по СТАРОМУ Уголовному кодексу РСФСР. А там за убийства от двух штук либо вышка, либо от 8 до 15 лет тюрьмы.

Решение Михаила Авдеева?

— Приговорить Ретунского Владимира Николаевича к высшей мере наказания через расстрел.

Это называется — совесть. Авдеев прекрасно знал, что Верховный суд отменит смертный приговор и Ретунский поедет в тюрьму. Но дать тому просто 15 лет не мог.

…В конце следствия Ретунский отказался от всех своих признаний: он всё же боялся смерти, расстрела. Он получил 15 лет. С учётом времени в СИЗО, оставалось 12. Основную часть срока отсидел во «Владимирском централе», оставшиеся три года — в колонии в Борисоглебске. 14 февраля 2012-го вышел на свободу, вернулся в родное Поворино, где уже девять лет живёт в родительском доме. Сейчас ему 72-й год. У его калитки, под вишней, залитой чёрной кровью сладких ягод, он и встретил нас 21 июля, «только что из душа».

«Ему хочется верить»

— Напишете опять про меня — неприятности пойдут. Каждый раз после вас, журналистов, неприятности — то стёкла в доме побьют, то ещё чего. А только забываться стало. Да и родные тех девочек… Прочитают, и каково им?

В глазах — блуждающая улыбочка. Ему хочется поговорить.

— Идёмте, раз приехали.

* * *

Частокол старых сараюх: ещё его мама с папой строили. Заколочены. Петух с гаремом сонных кур. Вход в дом со стороны огорода. Земля под розово-жёлтым ковром абрикосов и яблочной мелочи: в раскалённом воздухе плавится мёд.

Наседка с цыплятами.

— Это одна, а там у меня ещё две сидят!

Кивает куда-то, в голосе — гордость.

Передёргивает. Помню, как в 2012-м, после освобождения Ретунского, в кабинете регионального следственного управления СКР я разговаривала с Аллой Хмелёвой — на тот момент заместителем руководителя отдела криминалистики. Когда 20 лет назад следователи продирались сквозь паутину поворинского маньяка, Алла Владимировна входила в группу аналитического обеспечения следствия по уголовному делу.

— С подобными жестокими преступлениями наш регион столкнулся впервые. Мы поняли: действует не просто убийца — маньяк. Машинальное изнасилование для него не главная цель. Сам процесс подчинения себе жертвы, её насилия и — как завершение — убийства доставляет ему довольствие. К работе подключили психиатров, психологов, сексологов. И они подтвердили наше предположение. Специалисты составили психологический портрет предполагаемого преступника: крепкий мужчина, привлекательный, лёгкий в общении, возможно, ездит на грузовике: некоторые девочки, когда пропали, были на велосипедах.

Портрет позже станет зеркальным отражением Владимира Ретунского — водителя поворинской заготовительной конторы, рассекавшего на ЗиЛе.

* * *

— Отец мой слесарем работал, а мать — она платки пуховые вязала из козьего пуха. На эти платки и дом построили — дорогие они были. А после школы родители меня в Волгоград в училище отдали (до Волгоградской области от Поворино — шесть км. — Авт.), на слесаря промышленного оборудования. Потом армия. Два года на советско-иранской границе, в горах.

— Пограничник, значит?

— А ты что думаешь? Замначальника заставы по боевой подготовке!

…Эта «подготовка», возможно, потом помогала ему в расправе над девочками.

— Мне нравилось там поначалу, потом по дому заскучал. Всё-таки горы не моё, чужое. Хотя командование просило остаться. Но я после службы вернулся в Поворино. (Молчит.) Теперь жалею. Остался бы — может, человеком бы стал.

— А теперь… не человек?

— Разве ж я живу? Так, существую… — говорит Ретунский, подпирая крыльцо в растянутом старом трико и раздолбанных шлёпанцах.

— После армии поехал в Москву. Там моя двоюродная сестра жила: нечего, говорит, тебе в Поворино делать, давай в столицу — тут работы полно. Я не хотел, но мать уговорила.

…Это характерная черта маньяка, которую заметили эксперты: зависимость, безвольное подчинение женщинам, с которыми он жил, — матери, жёнам. А глумление над жертвами давало ему чувство силы и власти над женщинами, которым в быту приходилось подчиняться.

— Устроился на завод «Серп и Молот» крановщиком, женился — жена там же работала. Это её портрет на плече. Двое детей у нас родилось: мальчик и девочка, квартиру от завода получил я. Семь лет прожил в Москве, с 71-го по 78-й. И вернулся в Поворино, жильё жене оставил…

— Развелись?

Кивает. Говорит, «не сложилось». Но Ретунский врёт. Калининский суд Москвы приговорил его к пяти годам колонии за изнасилование коллеги, сидел Ретунский на родине в Воронежской области. Вскоре после освобождения снова зона: в драке зарезал родственника. И здесь он мне тоже соврал:

— Случайно я его. Повздорили, сцепились. Туда… Сюда… И так получилось, что он сам себя ножом. Мне сначала восемь лет дали, но после пересуда сбавили до трёх.

Не «сам себя» родственник: ножевых было порядка семи. И судили Ретунского не за «случайность», а умышленное убийство, поэтому и восемь лет. Однако была апелляция, другая родня дала показания в его пользу, и статью перекроили на «Убийство по неосторожности».

* * *

Со второй женой — поворинской — у Ретунского детей не было («Родилась дочка, но в 1991-м, в два месяца, умерла»). Он воспитывал сына женщины от первого брака, потом нянчил внуков. И все его знавшие — соседи, близкие — позже станут уверять следователей: он пасынка как родного любил, а внуков — боготворил! Не убийца Володька. Не верим!

И супруга сначала тоже не верила. Плакала в кабинете следователя: «Не мог Вова».

— Вы покажете нам «могилы» убитых девушек? — Следователь смотрел на неё с жалостью. — Вот. Мы тоже не знали, где их искать. А Вова ваш привёл нас к ним сам.

Привёл и в деталях — до мелочей в одежде, причёсках, вещах, которые были при девочках, — их описал. Своим сухим «песочным» голосом разложил сценарий каждого убийства. «Голосовала, подобрал, завёз на речку/в лес, «давай займёмся сексом», задушил…»

У каждой жертвы Ретунский не только отсекал молочные железы, но и обязательно забирал «сувенир»: серёжки, цепочку… Алла Хмелёва вспоминала: «тайничок» с безделушками во время следствия найдут дома у Ретунского. И там же — исписанные ровным школьным почерком тетрадки со стихами.

— Он жене из СИЗО поэмы присылал! Внукам — сказки о зайчиках. Знаете, он действительно располагал к себе, вызывал доверие…

* * *

— Да, были стихи. До сих пор где-то тетрадки в доме.

Пауза. Выжидает. Наконец, заходит в дом, выносит тетрадки. Те же школьные буквы частоколом, столбик на столбике. Цепляет очки. О жене, сестре, неведомой «любовной музе», о «несчастной» тюремной судьбе. И само собой — Боге. Куда же без него. И крестик на месте — маленький кусочек стали на шее, на серенькой верёвке.

— Верите?

— А как же! В детстве ещё крещёный.

— И молитвы читаете?

— Нет, — мотает головой. — На ночь крестик снимаю, а утром надеваю — крещусь. В доме иконы.

— В церковь ходите?

— Не-е-ет, — губы змеятся усмешкой. — Взглядов много.

…Во время следствия в тайнике Ретунского нашли не Библию. Кроме «сувениров от его девочек» — видео с порнографией, кассеты с натуралистичным кино о самоубийцах.

* * *

Выйти на след воронежского Чикатило через пять лет и четыре месяца убийств следователям помог случай. У одной из девушек с собой был щенок ротвейлера — редчайшая в то время порода для провинции. Ретунский не удержался: забрал. Подарил пасынку. И когда оперативники обходили поворинские дворы в поисках пропавшего пса, парень рассказал: «От отчима это, он мне привёз»…

* * *

— Помните, как услышали смертный приговор?

— Да (минорный тон. — Авт.). Это не передать! Привели меня в камеру, начальник мне: «Курить есть?» А я не понимаю (тон — театрально волнительный. — Авт.). Начальник мне, мол, не боись, отменят тебе вышку, сроком заменят. Так и случилось. Помню, я сокамернику как раз стих прочитал свой, что мне вышку заменили тюрьмой: ну, там «спасибо, Боже…», всё такое. И вдруг открывается на двери «кормушка», и мне телеграмму зачитывают, что 15 лет дали.

…Ретунский боялся расстрела. Но, понимая, что останется жить, отказался от всех признаний, обвинив милиционеров в пытках. Классическая песня. Вот и сейчас её затянул. И двухлитровым термосом ему воздух перекрывали, и на клетке в СИЗО «распинали»… Рефрен: «Не насиловал я, не убивал я — я не маньяк».

Слушаю. Перед глазами — пожелтевший кусок картона на столе у Аллы Хмелёвой. На нём — восемь девичьих лиц, померкшие улыбки с чёрно-белого фотоглянца. Следователям близкие пропавших девушек отдавали для поисков лучшие их фотографии. И на могильные памятники тоже отбирали лучшие.

«Когда я её убивал, то не знал имени. Узнал после: прочитал под фотографией на кладбище», — объяснял Ретунский на допросах.

…Сейчас же, мусоля в руках тугое сочное яблоко, я жду этой фразы. И вот она:

— Лучше бы меня тогда расстреляли! Разве ж это жизнь. Вон (кивает на очумевшую от жары наседку и цыплят в полуобмороке. — Авт.)… Только им и осталось дарить… Свою любовь!

Жена в итоге «поверила» и Вову бросила. Дети с ним не общаются. На вопросы о родственниках Ретунский отмахивается: «есть», но он же сам ВСЁ понимает.

* * *

Он получает минималку-пенсию («В тюрьме я работал! »), смотрит новости и шоу по огромной плазме, моет своё тело в душе, ест картошку и малину со своего огорода. Перемалывает мясо на фарш и лепит котлеты, и жарит, и ест. В этом чудовище ещё много животного желания: ЖИТЬ.

Зачем всё это?

Я знаю, о чём многие из вас, прочитав материал, думают. Зачем я снова даю этому чудовищу то, чего ему хочется, — внимание, минуту славы.

Нет.

В Поворино я приехала 19 июля. Зная: ровно через два дня, 22-го, над Ретунским заканчивается административный надзор и он становится абсолютно свободным гражданином России, добропорядочным и законопослушным — как большинство из нас с вами.

Господи, думала я, как же живёт городок — из тех, где на одном конце слышно, как на другом уронили ложку, — если по его улицам теперь уже и без надзора ходит этот человек.

После того как Ретунский выходит из тюрьмы в 2012-м, Борисоглебский районный суд выписывает ему первый шестилетний срок административного надзора, обязав дважды в месяц отмечаться в ОВД по месту жительства. Запретив:

— ходить по барам, ресторанам и т. п. — всем точкам, где продают только спиртное;

— бывать на массовых мероприятиях и участвовать в них;

— выезжать из Поворино;

— выходить из дома с 23 вечера до 6 утра.

Помню, когда я приезжала тогда в городок, местные полицейские клялись и божились: «Спуску ему не дадим!» Но…

Уже в июле Ретунского как-то внезапно обвиняют в краже: якобы влез в дом к соседке и вытащил из шкафа полторы тысячи рублей. В сентябре его благополучно сажают на три года, 22 июля 2015-го он освобождается. И над ним снова устанавливают шестилетний административный надзор с двумя табу: выезжать из области без согласования с полицией, выходить из дома с 23 вечера до 6 утра. И обязав раз в месяц отмечаться в ОВД.

Правда, в октябре начальник райотдела выходит в суд — мол, надо бы запреты ужесточить: не исправляется Ретунский, общественный порядок нарушает. Суд соглашается. И с тех пор Ретунскому было запрещено:

— выходить из дома с ДЕСЯТИ вечера до шести утра;

— светиться на массовых и неких «иных» мероприятиях;

— и даже появляться в школах, детских садиках и учреждениях культуры.

Его обязали ДВАЖДЫ в месяц отмечаться в ОВД.

А 22 июля 2021-го срок надзора истёк и вместе с ним погасилась судимость за кражу.

За убийства восьми девушек судимость тоже уже снята. Всё: формально перед вами материал о благообразном старце, питающемся от родной земли и пребывающем в почитании Бога.

Что сделал Ретунский первым делом, освободившись в 2012-м после отсидки за восемь девичьих жизней?

— В ночной клуб явился, — смеётся местная молодуха у киоска с шаурмой. — Подкатил к девчонкам: мол, познакомимся? А парни его узнали. Ну и… Вы представляете, что было.

С тех пор Ретунский долго боялся высовываться из дома, ходил огородами. Теперь травит байки с соседками на лавочке. Поворинцы уже не боятся. Он скорее местная достопримечательность, экспонат.

А знаете, какой комментарий получила я от нынешнего начальника Поворинского РОВД полковника полиции Александра Глуховского, когда поинтересовалась, кто и как присматривает за Ретунским?

— Лицо под административным надзором, над ним осуществляется надзор.

Остальное — «персональные данные». Точка.

Эй вы там, наверху — вы серьёзно? Полковника укорять нельзя: он заложник системы. Для которой местами защита прав преступника важнее защиты потенциальных жертв.

***

Сейчас Ретунский признаёт убийства лишь двух девушек. Я спросила его:

— В этом-то вы раскаиваетесь?

Ответ песочным голосом:

— Нет, конечно. А зачем?