ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ

— Первый раз он ударил меня, когда нашему сыну был год. Мы гостили у его родителей. Я не помню почему. Он дал мне пощёчину. Его мать и отец не сказали ему ни слова. А младшая сестра усмехнулась. Для меня это был шок. Я закрылась с ребёнком в комнате и не выходила два дня — сидела без еды и воды, пока не закончились выходные и мы не уехали. Да, боялась — мне тогда было 23 года! Конечно, я звонила своим родителям. И от свёкра со свекровью мы приехали именно к ним, потому что тогда жили с ними. Что? Ничего. Они ни слова ему не сказали. А ну как бросит? Дочка останется одна с маленьким ребёнком — это же позор…

Ольга (персональные данные всех героев изменены. — Авт.) сидит передо мной, вжимаясь в кресло. Каждое слово — через ком в горле. Позже девочки из центра по проблеме домашнего насилия «Право голоса» мне скажут: «Это она уже ожила. Когда обратилась к нам два года назад, боялась всего и постоянно плакала».

* * *

Первая часть истории Оли Белкиной — классика с потрёпанным корешком. Жила-была деревенская девочка. Корпела над учебниками, гоняла кур по двору, а ночами на древней бабушкиной машинке «Зингер» занималась чародейством. Для Оли шитьё всегда казалось и кажется магией: из тряпочки — безликого куска полотна — рождается уникальность. То, что у каждого сотворённого предмета одежды есть лицо и даже душа, Оля Белкина не сомневалась. Она мечтала занять в истории место Коко Шанель. Это минимум. Потому что на самом деле она одна такая — Белкина Ольга, хотя Шанель, конечно, ого-го…

— Хочу поступать на дизайнера-модельера, — пискнула Оля маме с папой на исходе школы.

И потом долго ревела в подушку: не, ну это что за профессия — одна блажь, и ей было настрого велено поступать «на учительницу».

Как послушная девочка, она и поступила. Училась по привычке хорошо. Ваня был её однокурсником, встречаться начали на четвёртом курсе. Патологически скромный, правильный и тоже деревенский мальчик («Тихо-тихо говорил, вежливый!»). Таскал конфеты с букетами. Через девять месяцев захотел жениться — Оля сказала «да». Им обоим тогда было по 20 лет.

Прям, говорю, закружила любовь-любовь, от которой сносит голову и дрожь в коленках? Она сильнее вжимается в кресло, лицо искажает мучительная гримаса: «Я не знаю, как ответить на этот вопрос…»

Скука, в общем.

Через два года с небольшим после свадьбы родился их первенец — Богдан. Что случилось ещё через год — вы знаете. А вскоре, говорит Оля, они с Иваном и ребёнком съехали от её родителей в пригород Воронежа — он снял для них дом.

«Ты никто»

— Это странное место, — Ольгу передёргивает. — Дом на отшибе, вокруг никого, рядом с нами только семейная пара пенсионного возраста. Общаться мне было не с кем: целыми днями я сидела одна, пока он на работе. Занималась Богданом, убирала, стирала, готовила. Иван работать по профессии не стал. Нашёл хорошую должность — в сфере компьютерных технологий — с нормальным доходом. Но деньги на бытовую текучку мне приходилось в прямом смысле выпрашивать. Скандалы и распускание рук — уже практически постоянно. Если мне надо было в магазин, синяки скрывала под одеждой, замазывала косметикой… Да не могу я вам объяснить, что его провоцировало, понимаете?!

Когда я в пятый раз задаю этот дурацкий вопрос, Ольга вспыхивает. Перед глазами встаёт фраза, считанная мной с личной страницы кризисного психолога Александрии Горбуновой, руководителя центра по проблеме домашнего насилия «Право голоса»: «На решение одного человека применить насилие никто не может повлиять».

— Попрекал меня: мол, сидишь на моей шее. Но стоило мне заговорить о том, чтобы