Позади километр расхлябанной в кашу дороги, гниющие в воде камыши. И — Господи прости — кресты и могилы. Впереди — сосущая глаза серость, непролазный бурьян. Наш фотокор Александр Борисович в резиновых камуфляжных чёботах. На моих тонких, кожаных, «по ножке» намотаны магнитовские пакеты, иначе сдеру в лоскуты. Трясину из глины мы обходим по прошлогодней траве, дремучей, как сено.

Куда теперь — непонятно. Саша говорил: «Ставьте машину у городского кладбища, и  пешком, прямо и прямо». Но дальше некуда, сплошь бескрайние просторы.

— Смотрите, дом, — киваю вправо на коричневое пятно.

Избушка без окон и дверей. Стоп… За ней собачий лай. Наконец — железные ворота.

Под калиткой оскал алабая, и с крыльца голос: «Заходите, не бойтесь!»

…Саша сидит в дверях дома в своей двухколёсной каталке, глаза смеются.

В голове абсолютно дурацкая мысль: «Робинзон Крузо...»

Фото Александра ЗИНЧЕНКО.

Подъём, Воронины, отбой

Саше Безрукавому 26 лет. И адрес у него всё-таки есть: Бутурлиновка, улица Лесная, 8. Где первые семь домов и где остальные, в общем неважно. Раньше тут, за рубежом райцентра, был хутор. Жили люди, жил и мальчик Саша — с мамой, папой, сестрёнкой. А хутор молча тихонечко вымирал, как вымирает русская деревня. Сейчас, говорит Саша, где-то рядом с ним, наверное, живёт одна цыганская семья, только её давно никто не видел и не слышал. Даже бутурлиновская администрация. Вот такая робинзонада по-нашему.

— Как проходит твой день?

Саша не сводит с меня глаз. Чудачка. Зачем-то спросила: «А это печка?» Ткнула пальцем в плиту с кочергой, хотя сама топила такую же у бабушки в деревне. Но когда стоишь рядом с человеком, который не может стоять, — теряешься. И я скорее сажусь. В старенькое кресло, от которого потом — чёрт же возьми! — неуклюже отдеру деревянные подлокотники.

Да, мы начали про день.

— Встаю в семь утра.

— Зачем?

— Телевизор смотрю. (Пожимает плечами. Они у Саши могучие. — «Ё!»)

С полки из телевизора смеются Воронины. Саша косится на экран: там жизнь, которой у него не будет.

Каждое слово из него тянется клещами, и я понимаю: это потому, что ЕГО жизнь — такая. Тягучая, по чётко заданной прямой, жизнь ради жизни.

Подъём в семь утра, отбой в десять вечера. Даже на Новый год («А чего сидеть всю ночь?»). Между этим — Воронины, завтрак, обед, ужин («гречка, яйца, макароны» в разных комбинациях). «ВКонтакте» (телефончик — с детскую ладошку). Там видео спортсменов-силачей («они мотивирующие»).

Трижды в неделю — тренировки до мокрых пятен на футболке, по полтора часа. Две гири — 24 и 32 кг, силовой тренажёр, они появились ещё ДО всего. Я потом расскажу, КАК он это делает.

Столько же раз — три в семь дней — ожидание друга Гриши Прокопенко. Григорий приносит те самые «яйца, гречку, макароны», таскает в дом воду и дрова. Чтобы хватило до следующего его прихода.

И с понедельника — снова: подъём, Воронины, отбой.

Египетская сила: дай сил не сойти с ума…

Фото Александра ЗИНЧЕНКО.

10 тонн на позвоночник

Саша Безрукавый рос обычным сельским пацаном. Папа Серёжа — водитель, мама Марина — санитарка в больнице. Сестра Наташка — на целых два года старше. Она, конечно, ставила из себя, но Сашка её защищал на правах мужчины.

Недаром с 14 лет Саша бегал в подвальчик-качалку. Кто мог быть в кумирах у школьника начала 2000-х? Точно — Терминатор, он же губернатор Калифорнии Шварценеггер наш Арнольд.

После школы Саня отучился в бутурлиновском техникуме. Чтоб как папка — на автомеханика-водителя.

16 мая 2011-го ушёл в армию — Рязань, десантура («А чё там может нравиться? Скука»).

16 мая 2012-го вернулся домой.

И наконец дорвался до мечты. Сашу взяли работать на бетономешалку, потом он подучился — до категории Е, — и ему доверили дальние рейсы на КамАЗе: возил с местного сельхозпредприятия зерно по всей стране: Тула, Ростов, Тамбов… Если спросить, во что Саша влюблён больше — в машины или свои тяжеленные железки, — он не ответит. Для него это две половинки счастья.

Фото из архива Александра Безрукавого.

— Когда случилась травма? — я чувствую, как каждым вопросом причиняю человеку физическую боль, но он смотрит мне прямо в глаза. Саша гирю в 24 кг выжимает 20 раз, двухпудовую, на 32 кг, — восемь раз. Он сильный.

— В 2013-м случилась. В мае. Второго числа.

— Опять май?

— Я и родился в мае — 10-го, — улыбается ясно-ясно.

— На тебя упал КамАЗ?

— Не совсем упал — он раздавил бы. Задел по спине. Я ремонтировал его — менял переднюю рессору. КамАЗ стоял на домкрате, я сидел под ним. И что-то случилось: домкрат соскочил.

— Сколько весит махина, которая тебя зацепила?

— Тонн десять.

— Это больно?

— Сначала — совсем небольно. Я услышал звук грохнувшегося КамАЗа. И ребята-напарники услышали, вскочили. А я сижу. Смотрю на свои ноги. И какое-то странное чувство, будто они опухли. Потом скорая приехала, реанимация. Вот так.

Саша два месяца пролежал в областной больнице в Воронеже. Беспомощно навытяжку — так вянет подкошенная трава. Вот тогда и была — БОЛЬ.

Врачи сказали ему и маме: раздробило позвоночник, сдавило спинной мозг. Сделали две операции: вычистили осколки косточек, вставили металлическую конструкцию-опору, после чего на Сашу надели корсет и уложили на койку, как пупса в пелёнках. Спустя время стали поднимать, осторожно сгибать, чтобы он сидел. Сам — не мог.

Он показывает мне фото из больницы. Худющий. Но глаза — смеются. Как сейчас, когда я о-о-хаю, пытаясь оторвать от пола его гирю.

— Прогнозы? Не давали нам прогнозов. Говорили: нужна реабилитация, ищите клиники. Но куда нам — всё дорого. Меня привезли домой и уложили на кровать.

Ходила за Сашей и работала тогда только мать. Отец болел. «Все были на нервах». Однажды вечером отец вдруг стал задыхаться, его увезли в больницу и подключили к искусственной вентиляции лёгких. Через два дня он умер. Был 2016 год.

27 сентября 2018-го маму сбила машина. Умерла мгновенно (водитель оказался пьяный, следствие ещё идёт).

Сестра Наташа к тому времени вышла замуж, родила двоих. Сейчас с семьёй живёт в соседней деревне. В доме две комнаты, удобства на улице, но она предлагала брату: «Давай к нам — справимся».

— Я отказался. Куда мне там?

И его глаза — такого большого и сильного — затягивает поволокой.

Жим гири сидя

Наташа приходит к брату помыть пол, забрать бельё в стирку, привезти домашней еды. Друг Гриша — я его уже вспоминала — для Сашки вообще и руки, и ноги. По линии соцзащиты Саше выделили две инвалидные коляски и специальный тренажёр: в конструкции, похожей на большой корсет, нужно периодически становиться вертикально, чтобы шла нагрузка на позвоночник и он не умирал. Три раза Саше давали бесплатные путёвки в санаторий: в Анапу и дважды в Пятигорск. Там было хорошо. Но стоять сам Саша так и не может. Ноги его не слушают — совсем.

— Сверху чувствую всё, до поясницы. Дальше…

Мотает головой.

«Сверху» у Саши футболка трещит на мышцах. Дальше…

— Покажешь, как тренируешься?

Ему неловко от этого цирка. Но нам нужно сделать фотографии, Саша…

— Слушай, я эту твою гирю не сдвину… А-а, Борисыч, помогите разогнуться! Кресло отодвинуть? Поняла, ты на него опираешься… О боже — подлокотники отлетели.

Втыкаю на место... Готово.

Саша молча наблюдает за нашим аттракционом. И начинает. Сосредоточенно. Движение каждой мышцы — отточено. Руками переставляя ноги, сползает по подушечкам — на попу на пол. Подползает спиной к креслу.

Я опять бросаюсь к гире: «Подвинуть?»

— Не надо. Достану.

Р-р-аз…

Д-д-ва…

Фото Александра ЗИНЧЕНКО.

— Саш, у тебя девушка есть… была?

— Была.

— До травмы?

— И после. Приходила.

— И?

— Замуж вышла. Она хотела детей. А я теперь не могу.

Вместо душа — тряпочка

Вообще, Саша много чего не может. Например, нормально помыться: воды, как вы поняли, в доме нет. Во дворе электрическая колонка. Когда приходит друг Гриша, он в сенях осторожно втыкает провод в розетку, вода из шланга льётся в ведро. Саша сидит рядом, и, когда водяная пена поднимается к краю, кричит: «Хорош!»

На улицу в коляске Саша выкатывается по деревянному пандусу, который приладили родители, когда ещё были живы.

Чтобы подогреть воду, нужен газ, но его — как вы тоже поняли — в доме тоже нет. Крохотная электрическая плитка. На ней Саша варит себе гречку, Алабаю — пса именно так зовут — суп, греет воду «на помывку».

— Голову обмою в тазике. А тут, — показывает в себя, — тряпочкой оботру…

Тепло зимой — это дрова. Таскает их — да, я уже говорила — друг Гриша. Туалет во дворе, за домом. Как к нему подобраться? Никак. В ведёрко и — по пандусу — на улицу.

Вся Сашина пенсия по инвалидности — около 15 тысяч рублей. Перед 8 Марта ему пришлось срочно лечь в больницу в соседнем Боброве: в мочевом пузыре нашли камни, нужна была операция. Вроде бесплатно. Но — вы понимаете… Плюс — после надо пить лекарства, которые по меркам таких людей неподъёмно дороги.

Деньги Саше друзья собирали через публикации в соцсетях.

— Очень быстро набрали нужную сумму — порядка 10 тысяч рублей, — говорит сестра Наташа. — Всем, кто помог, огромное спасибо…

— Он у вас когда-нибудь плакал?

— Когда мама умерла, в глазах стояли слёзы. Больше не видела.

Наталья говорит: после того как друзья Саши подняли тревогу в интернете, к нему домой пришли чиновники из бутурлиновской администрации.

— Посмотрели, посочувствовали. Сказали, что могут предложить дом престарелых и инвалидов. Саша отказался. А я одного прошу: чтобы сделали к нему нормальную дорогу. Чуть сырость — там не пробраться, вы сами видели. Зимой, когда переметало, её иногда отказывались чистить: мол, трактор не проедет. Да как же не проедет? А человеку умирать? Эта дорога не только Саше нужна. Там — прямо по ней — есть освящённый родник, к нему многие ездят за водой…

Да, родник есть. Под куполком с крестиком. Его бы почистить… Однажды, когда слышны ещё были в округе Сашины соседи-цыгане, к ним вызывали полицию. Машина 02, говорит, туда не проехала.

Фото Александра ЗИНЧЕНКО.

«Зачем мне общага? Ни кота, ни собаки»

Замглавы Бутурлиновского района Игорь Штельцер заверил «МОЁ!»: дорогу к Саше сделают. Ну как сделают — засыплют щебнем, чтобы не развозило грязь. Класть асфальт фактически в никуда никаких бюджетов не хватит.

— Ещё мы нашли спонсоров, чтобы провести Саше водопровод и канализацию, оборудовать в доме душ и туалет. На это надо в общей сложности тысяч 20. Но опять же получаются внебюджетные расходы, брать деньги из казны мы не имеем права, иначе будет нецелевое расходование. Спасибо, откликнулись неравнодушные люди.

Заняться благоустройством Сашиного робинзонства планируют к концу апреля, когда подсохнет земля. Что до жилья, то, уверил нас Игорь Штельцер, Саше предлагали комнату в общежитии на первом этаже, оборудованном пандусами. Но тот отказался.

— Конкретно комнату не предлагали, — говорит сестра Наташа. — Мне позвонила девушка из администрации. Сказала, к Саше поедет специальная комиссия и, «может быть», как один из вариантов, рассмотрят общежитие. Но предлагали в итоге только дом престарелых и инвалидов.

«Не было конкретного разговора. Да я бы в общагу и не по­ехал, — написал мне потом Саша в интернете. — В одной комнате сидеть. Гаража нет. Ни кота, ни собаку завести».

…Когда мать была жива, она чудом выбила положенную сыну — инвалиду-колясочнику — бесплатную «Ладу Гранту» с ручным управлением. Саше выдали её удивительно быстро, без годовых ожиданий в очереди. Но на «Ладе» к его дому не пробуксуешь. Безрукавые её продали и купили подержанную «Ниву».

Я уже говорила: машины для Саши — страсть. Кроме тренировок с гирями второе его упоительное развлечение — во­зиться в гараже у дома со своей «Нивой». А пересесть в неё из коляски, мчаться в Воронеж за запчастями…

— За рулём могу сидеть целый день. В коляске устаю часа через три.

Мы уходим. Саша долго возится с замком гаража.

Оборачиваюсь. Встречаемся взглядами. Он у калитки, машет нам рукой. Алабай облизывает коляску.

Сашино лицо уже стёрлось: только крохотная фигурка, кажется, просто сидит на стульчике.

Дальше и вокруг — бескрайность.

— Александр Борисович, сфотографируйте это. Мне кажется, он сейчас будет плакать.