Начало — здесь, часть вторая — здесь и третья часть — вот здесь.

Доработался я в Михайловке вот до чего. Очень серьезная вещь произошла там с мной в забубенной газете «Вперёд», в Михайловке пыльной, летом… У меня очень много чего в голове прояснилось. Послал меня главный редактор освещать районную игру «Зарница». Кто постарше — те помнят. Игра «Зарница» — это такая история, когда дети играют в войну. Синие против зеленых. Захватывают какие-то землянки, знамена, высотки и так далее.

И вот районный финал этой игры. Собрались детишки, юные бойцы-разведчики, автоматчики и пулемётчики, медсёстры, и пошёл дождь.

Все сели по корпусам, залезли в палатки. И «Зарница» свелась к минимуму. Немножко спели песен времён Великой Отечественной войны и пионерских. Разобрали-собрали автомат. И на этом всё — вся «Зарница». Такая довольно тоскливая. Никаких захватов «языка», похищений знамени. «Зарница» абсолютно формализованная. Всё это, естественно, под эгидой районного комитета комсомола. И они с криками: «Ой, дети простудятся!» (прям как по фильму «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён», чтоб они в реку не лазили, а то потонут) программу свернули. Ну, кстати, насчёт реки, я бы сказал, что беречь детей надо. Через речку прыгать — это образ, конечно, хороший. Но потонуть не хотелось бы. В общем в каком-то смысле этих охранителей, товарищей Дыниных, можно понять. В фильме, по крайней мере. Но михайловских комсомольцев…

Я приехал вечером в редакцию даже не промокший. Поговорил со всеми, с детишками, как они готовились, как они чертили план и примеряли маскировку, как разведчиками ходили, вынюхивали, где там это знамя. Но всё это никому не пригодилось.

И я написал заметку. Абсолютно правдивую по тем временам. О том, как детишек собираются приучить к тому, что надо кое-чего уметь преодолевать. Может, даже дождь пойдет, может, враг нападет — это уж как получится. «Зарница» для кисейных барышень — это странная история. Вы уж или «Зарницу» проводите или бал. Танцуйте с кисейными барышнями, а они пусть глазками стреляют. Мальчишки — гусарами ходят. Это тоже мило, почему нет. Но при чем тут «Зарница»? Где добрая, старая тимуровщина, которая мне всегда нравилась?

Я плохо тогда знал, как и чего надо писать, а чего нет, мне никто ни черта не объяснил. Я как чувствовал, всё так и описал. Редактор прочитал, почесал репу, посмотрел так на меня и говорит: «А давай!» И на следующий день вышло полполосы районного формата «Почему погасла «Зарница». А еще через два часа мы на мотоцикле с коляской нашего главного редактора, я и он, мчались на бюро райкома ВЛКСМ.

Мама моя… Это серьезно! Это очень серьезно — бюро райкома ВЛКСМ. Они начинают меня чехвостить. Я сижу, поджав кеды. Осмеял! Оклеветал! Безобразие! Районного масштаба было мероприятие. А он написал… про мелкий дождик, а он был средний. На грани крупного. Кто-то крикнул: «Да ливень был!», но объективность восторжествовала, и первый секретарь сказал: «Ладно, не преувеличивай, ливня не было. И потом, если мы не можем подготовить плащ-палатки и в плащ-палатках штурмовать эту гору, и это знамя добыть под дождем (не ливнем, ливень — другое дело), то тогда что мы за райком?» А тут кто-то вообще говорит: «Слушайте, да кончайте вы уже, сил нет, да правильно он все написал». Ситуация колебнулась, как говорил один мой знакомый.

И тут слово взял редактор газеты «Вперед». Это, конечно, не подвиг Селезнева по напечатанию статьи Инны Павловны Руденко — нет. Тут труба сильно пониже и дым пожиже, но редактор выступил и сказал: «А вы знаете, вот пацан приехал, да, он битлак, у него волосы длинные, он вообще-то только учится, в университете. Но я считаю тут принципиальная должна быть оценка. Я, как член бюро райкома партии, — а он был член бюро райкома партии, между прочим, — считаю, что публикацией мы никакой ошибки не сделали. Ну если он (то есть я) где-то что-то перепутал, это, конечно, мы поправим, укажем, чтобы он в следующий раз ничего не путал, если он где-то что-то спутал. Но он вроде не спутал».

И вот эта смешная, особенно по нынешним временам, история про «Зарницу», дождь и всё остальное, в которой внук половину слов не поймёт, привела к тому, что я вернулся с практики не только с вырезками, с прекрасным обсуждением заметки на бюро (критику признали справедливой), ещё осталось рублей десять в кафе «Пингвин» сходить. А главное, не выгнали меня — и практику засчитали, хоть и без направления. А к пятому курсу я и у Валентины Сергеевны Гришко получил пятерку.

(Продолжение следует).

Публикацию подготовил Лев Комов.