«ПО ОТЧЕСТВУ»: предисловие к циклу.

Этими потрясающими воспоминаниями журналиста-международника, писателя, автора целой полки книг о легендарных разведчиках-нелегалах, историка спецслужб, а вместе с тем и нашего земляка, прадед которого служил священником в Воронежской губернии, Николая Михайловича Долгополова мы открываем цикл «По отчеству» — цепочку семейных историй самых разных людей о своих отцах, о людях, чьё отчество они с гордостью несут через всю жизнь.

Надо сказать, что и Долгополов-сын — человек удивительный. «Золотое перо», известный спортивный журналист, с 1976 года освещавший летние и зимние Олимпийские игры. Дружил он и с цирковыми звёздами — с Юрием Никулиным, Олегом Поповым, с Кио-отцом Эмилем и сыном Игорем Кио, с выдающимися артистами — Эмилем Гилельсом, Николаем Караченцовым, Александром Цфасманом. С 1993 года личным распоряжением главы внешней разведки России Е.М. Примакова допущен к личным контактам с легендами российской разведки, проведшими на нелегальном положении по двадцать и больше лет! В начале мая 1986-го диктовал репортажи из убийственной тридцатикилометровой Чернобыльской зоны, о работе в которой написал пронзительную и страшную книгу.

В Париже он «под разговор» опустошил пару бутылок красного с Франсуазой Саган, общался с Пьером Карденом и Брижит Бардо. Жак Ширак читал ему по-русски «Евгения Онегина»...

И все-таки его рассказ об отце ещё более потрясает обилием знакомых по учебникам и книгам имён, событий, деталей, ещё в те годы подмеченных зорким детским глазом, поражает поистине философскими обобщениями.

Фото из архива Николая Долгополова.

Фото из архива Николая Долгополова.

Фото из архива Николая Долгополова.

Фото из архива Николая Долгополова.

Фото из архива Николая Долгополова.

Михаил Догополов (друзья часто звали просто Мих. ) — знаменитый журналист «Комсомольской правды» и «Известий», где бок о бок работал с Михаилом Светловым, бывал в знаменитой квартире-лодочке Владимира Маяковского!

Долгополов-старший прошёл войну фронтовым корреспондентом, был ранен. В 1945-м, в памятную ночь с 8 на 9 мая стоял неподалёку от маршала Жукова, подписывающего акт о безоговорочной капитуляции Германии. А где-то под Кёнигсбергом в последние дни войны погиб его младший брат Николай, мотоциклист-рядовой штрафного батальона… Не выдержав гибели любимого Коленьки, от горя умерла мама Михаила Николаевича. И тогда было решено, что, если у него родится сын, Мих. назовет его в честь младшего брата. Так и произошло.

Освещал Мих. Долгополов и ход Нюрнбергского процесса, став единственным из всех советских журналистов свидетелем этих двух грандиозных событий.

Он дружил с Булгаковым, Шостаковичем, Эйзенштейном, был знаком со Станиславским и Горьким. Придумал для своих друзей — режиссёра Григория Александрова и Любови Орловой — название их легендарной картины — «Весёлые ребята». И фильм «Граница на замке», и название — это тоже его, Михаила Долгополова! Как и название знаменитого хореографического ансамбля «Берёзка» — подарок первой жене Надежде Надеждиной, основательнице этого коллектива.

Как видите, фактуры хватит на две-три книги ошеломляющих воспоминаний.

Мы же после нескольких бесед решили с Николаем Михайловичем «уместиться» в рамки нашего цикла — «По отчеству», опубликовав его удивительный и неторопливый рассказ о своём знаменитом отце.

Лев КОМОВ, шеф-редактор «МОЁ!»

Фото из архива Николая Долгополова.

«В одном кабинете с Маяковским»

— Я не знаю ни единого журналиста, который бы гордился этим званием так, как мой отец, Михаил Николаевич Долгополов, Мих. Долгополов.

Он работал в «Комсомольской правде » с 1927-го по 1938-й, а потом до самого ухода в 1977-м в «Известиях».

Чуть не с первого дня работы в «Комсомолке» Миха Долгополова «прикрепили» к Владимиру Владимировичу. Это означало, что новичку доверяли общаться с постоянным автором и даже корреспондентом «Комсомольской правды» Маяковским.

Отец волновался. Только взяли в штат, и сразу — к Маяковскому. Неожиданно сошлись. Довольно разборчивый, порой капризный в общении, Маяковский отца принял. Наверное, было в них нечто общее и кроме высокого роста. Может, происхождение.

Со слов отца, когда поэт чувствовал себя неважно и не мог прийти в редакцию, сразу же звонил, предупреждал. Волновался, нет ли для него чего срочного. Бывало, просил принести пришедшие в его адрес письма, взять новое стихотворение. И отец, бросив все дела, ничего важнее общения с Маяковским, спешил в приют агитатора, горлана-главаря. От редакции, находившейся тогда в самом центре, ходьбы максимум минут пять до ставшей знаменитой «комнаты-лодочки».

«Комната крошечная, трудно было представить, как огромный Маяковский в ней умещался. Зайдёшь на минутку по его звонку, непременно усадит, предложит чаю, бутерброд. Расспросит, что нового в театрах. Что готовит Госкино и «Межрабпомфильм», — писал отец в своей книге «Звёздное ожерелье».

Мих.  брал стихи, отдавал в машбюро. А потом, когда строки-лесенки были напечатаны и свёрстаны, доставлял их поэту. Маяковский — автор строгий. Вычитывал дотошно, иногда вносил правку. И только тогда — в печать.

Первым делом после прихода в редакцию на Лубянском проезде В.В. отправлялся в отдел писем. Там для него был устроен персональный ящичек, который никогда не пустовал. Прочитывал все письма. Некоторые сразу выбрасывал. На другие отвечал. Самые для себя ценные, в которых могли содержаться и темы для новых стихов, сразу же откладывал. Что-то записывал в блокнот.

Редакция занимала половину третьего этажа: направо по длиннющему коридору — «Комсомолка», налево — газета «Беднота». Маяковский любил вышагивать по коридору с толстой тростью, крючком зацепленной на согнутой левой руке. И, отец знал точно, его, сосредоточенного, в такие моменты обычно нахмуренного, лучше было не тревожить. Особенно когда доставал из широченных штанин блокнот — «не первой свежести», как шутили некоторые остряки, Маяковского не принимавшего. Добавляли: «Как и стихи». А что вы думали, будто поэта любили все поголовно?

В углу рта появлялась папироса. Обычно приветливый и первым здоровавшийся, в минуты вдохновения никого не замечал, казался полностью отрешенным, погружался в рифмы. Несколько раз журналисты, в этот момент к нему подходившие, нарывались на язвительные замечания, даже грубость. Быстро все поняли, вопросами Владимиру Владимировичу не докучали…

Редакция публиковала его стихи под постоянными рубриками — «Комсомольская правда» помогла» или «По следам наших выступлений»…

В день выдачи гонорара, отец утверждал, всегда и всем одинаково скромного, Владимир Владимирович обязательно появлялся в редакции. И сразу — в бухгалтерию. Там его ждали с некоторым трепетом. Мог получить и даже поблагодарить. А мог и обидеться: считал — не доплатили. В бухгалтерии никак не хотели понять, почему надо платить Маяковскому за каждую его строчку-лесенку столько же, сколько к примеру за стихотворения … (Михаила) Светлова, написанные традиционным четырёхстишием. И время от времени возникал конфликт. Поэт шёл к ответственному секретарю. Тот приказывал пересчитать строки. И в следующий раз гонорар выплачивался полностью. Но иногда снова следовало непонимание и начиналось.

Отец постеснялся написать об этом в мемуарах, но мне говорил, что Владимир Владимирович втолковывал комсомольско-правдинскому молодняку. Не надо быть рвачом. А за своё надо биться и без стеснения. Заработал — значит, твоё. Папа эту истину усвоил. По наследству это понимание передалось и мне.

«Свои стихи Маяковский обычно диктовал только одной машинистке В., — писал отец в своей книге. — Она была большой ценительницей поэзии, первой читательницей его стихов. Её мнение и вкусы были для Владимира Владимировича своеобразным оселком, на котором он оттачивал свое перо. Если машинистка скажет: «Что-то здесь непонятное у вас, Владимир Владимирович, нехорошо звучит, надо проще яснее…» — Маяковский надолго задумывался… Сам выкручивал из валика машинки продиктованный лист и начинал расхаживать по длинному коридору редакции. Доделывал, исправлял стихи огрызком мягкого карандаша. И снова возвращался в машбюро. Диктовал, вопросительно поглядывая на В.».

Наверное, судьба, что застал В. в редакции и я. Заскакивал в машбюро, бросал от руки написанные материалы в огромную папку на столе, а напечатанные забирал из окошечка с надписью «Спорт». Как-то позвонила старшая машинистка: «Забегай к нам. Ну у тебя и почерк». Забежал, и был препровожден во вторую дальнюю комнату, где сидела в уголке очень пожилая, уставшая женщина. Сняв широченные разношенные ботинки, ставила распухшие ноги на скамеечку. Всегда была в старческих чулках выцветшего белесого цвета. Внешний облик никак не вязался с поразительной грамотностью и интеллигентностью. Я только начинал в «Комсомолке», и старушка извинилась, что ещё не приспособилась, как она деликатно выразилась, «к моей манере письма». Попросила продиктовать ей несколько неразобранных предложений, напечатала в конце статьи подпись «Н. Долгополов» и поинтересовалась: «Вы не родственник Мих. Долгополова?». С гордостью признался: «Сын». На что получил: «Почерк неразборчивый, как у отца. Если нетрудно, передайте от меня привет папе». Передал, и отец удивился: «Неужели она до сих пор работает? Думал, что я последний».

В юбилейный майский вечер 1975 года, когда «Комсомолка» шумно отмечала 50-летие, в наш Голубой зал пригласили ветеранов. Пришёл и отец. С любопытством прошёлся по шестому этажу. Почему-то попросил показать ему машбюро. Их встреча с В. выглядела по-старинному церемонной и трогательной. Отец поцеловал ей руку. Такого знака с его стороны удостаивались немногие представительница прекрасного пола. Она вдруг погладила его по седой голове. Пару фраз — и навсегда расстались.

Поздним вечером, уже дома отец заглянул в мою комнату. Вдруг вырвалась редкая откровенность: «Учись у В. Она получше любого редактора. Правила даже Маяковского. И до чего была хороша». Присел на мою кровать, задумался, говорить — не говорить, и вдруг полилось: «В. несколько лет была близка с Маяковским. Ему бы с ней, а не с этими Лилями и Бриками».

Может, пахнуло и русофильством, но раз уж вырвалось: «Эта парочка (Лиля и Осип Брики. — Н.Д.). Владимира Владимировича сгубила. Дьяволица (Лиля) прямо к себе привязала. Ну да, был он разочарован: в стране все пошло не так. Стали его замалчивать. И у нас (в «Комсомолке») некоторые от поэзии далекие тоже зашевелились. Кончено, надежды на коммунизм — блеф, тонкая душа, нервы. Постоянная травля. Жил с женой Яншина (будущего Народного артиста СССР), а любил эту (Лилю). И они с Осипом все из Маяковского высосали. Какая там у неё любовь. Одно было нужно — деньги. Лиля умна, хитра, а Осип шёл напролом. Довели  человека. Оставалось только стреляться».

Уже перед уходом, когда папа часто лежал по больницам, рассказывал мне всякие истории. Фигурировала в них и Лиля. Как-то попал в богемную компанию, и в центре гостиной предстала пред всеми сидящая в кресле Лиля — обнаженная. Никаких оргий — любования собственным телом и эксцентричность. Отец был немного циником, но нагота обидела, он сразу ушел, не попрощавшись.

Однажды на какой-то премьере в Центральном Доме работников искусств или Доме кино, что был ещё на улице Воровского, вежливо поздоровалась с нами немолодая, со вкусом одетая  дама. Отец ответил сухим кивком и утащил нас с мамой подальше. Сам учил, что, если приветствуют тебя люди, даже малознакомые или те, кого не знаешь, надо обязательно отвечать. Приветствуют тебя — проявляют уважение, отвечай тем же и ты. А тут. Моя мама вздохнула: «Папа считает бедную Лилю чуть не убийцей Маяковского. Но можно же быть чуть деликатнее».

А я был уверен, что Лиля Брик сгинула в репрессиях 1930-х. Но нет. Правда или легенда, но, когда брали всех и без разбора, пришел черед и Лили Брик. Но Сталин приказал кровавому наркому Ежову: «Жену Маяковского — не трогать».

Лиля Брик умерла в 1978-м, Осип — в 1945-м. Маяковский, 1893 года рождения, застрелился в «комнате-лодочке» в 1930-м. В 36 лет из «Комсомольской правды» ушел прекрасный корреспондент, из мировой поэзии — большой поэт.

Продолжение следует!

Далее — о Булгакове и Шостаковиче, о маршале Жукове и о двойниках Гитлера, о Нюрнбергском процессе и о казни нацистских преступников — в рассказах Долгополова-младшего о Долгополове-старшем в новом цикле «По отчеству».

*  *  *
И хорошая новость от Николая Долгополова! — Уже в конце декабря — начале января в Издательстве «Молодая Гвардия» выйдет первая книга его воспоминаний «От Франсуазы Саган до Абеля».

Эту и другие книги Николая Михайловича вы можете заказать напрямую, через сайт издательства GVARDIA.RU или по телефону +74957879559.