В ОДНОМ КАБИНЕТЕ С МАЯКОВСКИМ
Николай Долгополов: «Папины рассказы о Маяковском часто отличались от общепринятых»
Николай Долгополов: «Папины рассказы о Маяковском часто отличались от общепринятых»
«ПО ОТЧЕСТВУ»: предисловие к циклу.
Этими потрясающими воспоминаниями журналиста-международника, писателя, автора целой полки книг о легендарных разведчиках-нелегалах, историка спецслужб, а вместе с тем и нашего земляка, прадед которого служил священником в Воронежской губернии, Николая Михайловича Долгополова мы открываем цикл «По отчеству» — цепочку семейных историй самых разных людей о своих отцах, о людях, чьё отчество они с гордостью несут через всю жизнь.

Надо сказать, что и Долгополов-сын — человек удивительный. «Золотое перо», известный спортивный журналист, с 1976 года освещавший летние и зимние Олимпийские игры. Дружил он и с цирковыми звёздами — с Юрием Никулиным, Олегом Поповым, с Кио-отцом Эмилем и сыном Игорем Кио, с выдающимися артистами — Эмилем Гилельсом, Николаем Караченцовым, Александром Цфасманом. С 1993 года личным распоряжением главы внешней разведки России Е.М. Примакова допущен к личным контактам с легендами российской разведки, проведшими на нелегальном положении по двадцать и больше лет! В начале мая 1986-го диктовал репортажи из убийственной тридцатикилометровой Чернобыльской зоны, о работе в которой написал пронзительную и страшную книгу.
В Париже он «под разговор» опустошил пару бутылок красного с Франсуазой Саган, общался с Пьером Карденом и Брижит Бардо. Жак Ширак читал ему по-русски «Евгения Онегина»...
И все-таки его рассказ об отце ещё более потрясает обилием знакомых по учебникам и книгам имён, событий, деталей, ещё в те годы подмеченных зорким детским глазом, поражает поистине философскими обобщениями.





Михаил Догополов (друзья часто звали просто Мих. ) — знаменитый журналист «Комсомольской правды» и «Известий», где бок о бок работал с Михаилом Светловым, бывал в знаменитой квартире-лодочке Владимира Маяковского!
Долгополов-старший прошёл войну фронтовым корреспондентом, был ранен. В 1945-м, в памятную ночь с 8 на 9 мая стоял неподалёку от маршала Жукова, подписывающего акт о безоговорочной капитуляции Германии. А где-то под Кёнигсбергом в последние дни войны погиб его младший брат Николай, мотоциклист-рядовой штрафного батальона… Не выдержав гибели любимого Коленьки, от горя умерла мама Михаила Николаевича. И тогда было решено, что, если у него родится сын, Мих. назовет его в честь младшего брата. Так и произошло.
Освещал Мих. Долгополов и ход Нюрнбергского процесса, став единственным из всех советских журналистов свидетелем этих двух грандиозных событий.
Он дружил с Булгаковым, Шостаковичем, Эйзенштейном, был знаком со Станиславским и Горьким. Придумал для своих друзей — режиссёра Григория Александрова и Любови Орловой — название их легендарной картины — «Весёлые ребята». И фильм «Граница на замке», и название — это тоже его, Михаила Долгополова! Как и название знаменитого хореографического ансамбля «Берёзка» — подарок первой жене Надежде Надеждиной, основательнице этого коллектива.
Как видите, фактуры хватит на две-три книги ошеломляющих воспоминаний.
Мы же после нескольких бесед решили с Николаем Михайловичем «уместиться» в рамки нашего цикла — «По отчеству», опубликовав его удивительный и неторопливый рассказ о своём знаменитом отце.
Лев КОМОВ, шеф-редактор «МОЁ!»

Николай ДОЛГОПОЛОВ
ПО ОТЧЕСТВУ
Михайлович:
«В одном кабинете с Маяковским»
— Я не знаю ни единого журналиста, который бы гордился этим званием так, как мой отец, Михаил Николаевич Долгополов, Мих. Долгополов.
Он работал в «Комсомольской правде » с 1927-го по 1938-й, а потом до самого ухода в 1977-м в «Известиях».
Чуть не с первого дня работы в «Комсомолке» Миха Долгополова «прикрепили» к Владимиру Владимировичу. Это означало, что новичку доверяли общаться с постоянным автором и даже корреспондентом «Комсомольской правды» Маяковским.
Отец волновался. Только взяли в штат, и сразу — к Маяковскому. Неожиданно сошлись. Довольно разборчивый, порой капризный в общении, Маяковский отца принял. Наверное, было в них нечто общее и кроме высокого роста. Может, происхождение.

Со слов отца, когда поэт чувствовал себя неважно и не мог прийти в редакцию, сразу же звонил, предупреждал. Волновался, нет ли для него чего срочного. Бывало, просил принести пришедшие в его адрес письма, взять новое стихотворение. И отец, бросив все дела, ничего важнее общения с Маяковским, спешил в приют агитатора, горлана-главаря. От редакции, находившейся тогда в самом центре, ходьбы максимум минут пять до ставшей знаменитой «комнаты-лодочки».


«Комната крошечная, трудно было представить, как огромный Маяковский в ней умещался. Зайдёшь на минутку по его звонку, непременно усадит, предложит чаю, бутерброд. Расспросит, что нового в театрах. Что готовит Госкино и «Межрабпомфильм», — писал отец в своей книге «Звёздное ожерелье».
Мих. брал стихи, отдавал в машбюро. А потом, когда строки-лесенки были напечатаны и свёрстаны, доставлял их поэту. Маяковский — автор строгий. Вычитывал дотошно, иногда вносил правку. И только тогда — в печать.
Первым делом после прихода в редакцию на Лубянском проезде В.В. отправлялся в отдел писем. Там для него был устроен персональный ящичек, который никогда не пустовал. Прочитывал все письма. Некоторые сразу выбрасывал. На другие отвечал. Самые для себя ценные, в которых могли содержаться и темы для новых стихов, сразу же откладывал. Что-то записывал в блокнот.
Редакция занимала половину третьего этажа: направо по длиннющему коридору — «Комсомолка», налево — газета «Беднота». Маяковский любил вышагивать по коридору с толстой тростью, крючком зацепленной на согнутой левой руке. И, отец знал точно, его, сосредоточенного, в такие моменты обычно нахмуренного, лучше было не тревожить. Особенно когда доставал из широченных штанин блокнот — «не первой свежести», как шутили некоторые остряки, Маяковского не принимавшего. Добавляли: «Как и стихи». А что вы думали, будто поэта любили все поголовно?
В углу рта появлялась папироса. Обычно приветливый и первым здоровавшийся, в минуты вдохновения никого не замечал, казался полностью отрешенным, погружался в рифмы. Несколько раз журналисты, в этот момент к нему подходившие, нарывались на язвительные замечания, даже грубость. Быстро все поняли, вопросами Владимиру Владимировичу не докучали…
Редакция публиковала его стихи под постоянными рубриками — «Комсомольская правда» помогла» или «По следам наших выступлений»…

В день выдачи гонорара, отец утверждал, всегда и всем одинаково скромного, Владимир Владимирович обязательно появлялся в редакции. И сразу — в бухгалтерию. Там его ждали с некоторым трепетом. Мог получить и даже поблагодарить. А мог и обидеться: считал — не доплатили. В бухгалтерии никак не хотели понять, почему надо платить Маяковскому за каждую его строчку-лесенку столько же, сколько к примеру за стихотворения … (Михаила) Светлова, написанные традиционным четырёхстишием. И время от времени возникал конфликт. Поэт шёл к ответственному секретарю. Тот приказывал пересчитать строки. И в следующий раз гонорар выплачивался полностью. Но иногда снова следовало непонимание и начиналось.
Отец постеснялся написать об этом в мемуарах, но мне говорил, что Владимир Владимирович втолковывал комсомольско-правдинскому молодняку. Не надо быть рвачом. А за своё надо биться и без стеснения. Заработал — значит, твоё. Папа эту истину усвоил. По наследству это понимание передалось и мне.
«Свои стихи Маяковский обычно диктовал только одной машинистке В., — писал отец в своей книге. — Она была большой ценительницей поэзии, первой читательницей его стихов. Её мнение и вкусы были для Владимира Владимировича своеобразным оселком, на котором он оттачивал свое перо. Если машинистка скажет: «Что-то здесь непонятное у вас, Владимир Владимирович, нехорошо звучит, надо проще яснее…» — Маяковский надолго задумывался… Сам выкручивал из валика машинки продиктованный лист и начинал расхаживать по длинному коридору редакции. Доделывал, исправлял стихи огрызком мягкого карандаша. И снова возвращался в машбюро. Диктовал, вопросительно поглядывая на В.».

Наверное, судьба, что застал В. в редакции и я. Заскакивал в машбюро, бросал от руки написанные материалы в огромную папку на столе, а напечатанные забирал из окошечка с надписью «Спорт». Как-то позвонила старшая машинистка: «Забегай к нам. Ну у тебя и почерк». Забежал, и был препровожден во вторую дальнюю комнату, где сидела в уголке очень пожилая, уставшая женщина. Сняв широченные разношенные ботинки, ставила распухшие ноги на скамеечку. Всегда была в старческих чулках выцветшего белесого цвета. Внешний облик никак не вязался с поразительной грамотностью и интеллигентностью. Я только начинал в «Комсомолке», и старушка извинилась, что ещё не приспособилась, как она деликатно выразилась, «к моей манере письма». Попросила продиктовать ей несколько неразобранных предложений, напечатала в конце статьи подпись «Н. Долгополов» и поинтересовалась: «Вы не родственник Мих. Долгополова?». С гордостью признался: «Сын». На что получил: «Почерк неразборчивый, как у отца. Если нетрудно, передайте от меня привет папе». Передал, и отец удивился: «Неужели она до сих пор работает? Думал, что я последний».
В юбилейный майский вечер 1975 года, когда «Комсомолка» шумно отмечала 50-летие, в наш Голубой зал пригласили ветеранов. Пришёл и отец. С любопытством прошёлся по шестому этажу. Почему-то попросил показать ему машбюро. Их встреча с В. выглядела по-старинному церемонной и трогательной. Отец поцеловал ей руку. Такого знака с его стороны удостаивались немногие представительница прекрасного пола. Она вдруг погладила его по седой голове. Пару фраз — и навсегда расстались.
Поздним вечером, уже дома отец заглянул в мою комнату. Вдруг вырвалась редкая откровенность: «Учись у В. Она получше любого редактора. Правила даже Маяковского. И до чего была хороша». Присел на мою кровать, задумался, говорить — не говорить, и вдруг полилось: «В. несколько лет была близка с Маяковским. Ему бы с ней, а не с этими Лилями и Бриками».
Может, пахнуло и русофильством, но раз уж вырвалось: «Эта парочка (Лиля и Осип Брики. — Н.Д.). Владимира Владимировича сгубила. Дьяволица (Лиля) прямо к себе привязала. Ну да, был он разочарован: в стране все пошло не так. Стали его замалчивать. И у нас (в «Комсомолке») некоторые от поэзии далекие тоже зашевелились. Кончено, надежды на коммунизм — блеф, тонкая душа, нервы. Постоянная травля. Жил с женой Яншина (будущего Народного артиста СССР), а любил эту (Лилю). И они с Осипом все из Маяковского высосали. Какая там у неё любовь. Одно было нужно — деньги. Лиля умна, хитра, а Осип шёл напролом. Довели человека. Оставалось только стреляться».

Уже перед уходом, когда папа часто лежал по больницам, рассказывал мне всякие истории. Фигурировала в них и Лиля. Как-то попал в богемную компанию, и в центре гостиной предстала пред всеми сидящая в кресле Лиля — обнаженная. Никаких оргий — любования собственным телом и эксцентричность. Отец был немного циником, но нагота обидела, он сразу ушел, не попрощавшись.


Однажды на какой-то премьере в Центральном Доме работников искусств или Доме кино, что был ещё на улице Воровского, вежливо поздоровалась с нами немолодая, со вкусом одетая дама. Отец ответил сухим кивком и утащил нас с мамой подальше. Сам учил, что, если приветствуют тебя люди, даже малознакомые или те, кого не знаешь, надо обязательно отвечать. Приветствуют тебя — проявляют уважение, отвечай тем же и ты. А тут. Моя мама вздохнула: «Папа считает бедную Лилю чуть не убийцей Маяковского. Но можно же быть чуть деликатнее».
А я был уверен, что Лиля Брик сгинула в репрессиях 1930-х. Но нет. Правда или легенда, но, когда брали всех и без разбора, пришел черед и Лили Брик. Но Сталин приказал кровавому наркому Ежову: «Жену Маяковского — не трогать».
Лиля Брик умерла в 1978-м, Осип — в 1945-м. Маяковский, 1893 года рождения, застрелился в «комнате-лодочке» в 1930-м. В 36 лет из «Комсомольской правды» ушел прекрасный корреспондент, из мировой поэзии — большой поэт.

Продолжение следует!
Далее — о Булгакове и Шостаковиче, о маршале Жукове и о двойниках Гитлера, о Нюрнбергском процессе и о казни нацистских преступников — в рассказах Долгополова-младшего о Долгополове-старшем в новом цикле «По отчеству».
* * *
И хорошая новость от Николая Долгополова! — Уже в конце декабря — начале января в Издательстве «Молодая Гвардия» выйдет первая книга его воспоминаний «От Франсуазы Саган до Абеля».


Эту и другие книги Николая Михайловича вы можете заказать напрямую, через сайт издательства GVARDIA.RU или по телефону +74957879559.
«МОЁ!» № 49 (1307)
от 3 декабря 2019
724
0
14