На крыше дома сидела белая голубка. Ослепительно, до боли в глазах — белая. Надя таких никогда раньше не видела. Она возвращалась с огорода, куда ходила каждое утро, чтобы управиться до дневной жары, и остановилась — не привиделось ли. Нет. Голубка кивнула, порхнула на беседку, которую построил Дима, и растворилась в синеве нагревающегося неба.

«Какие же ты мне принесла вести?» — подумала Надя.

Было 5 июля. Последние недели полторы она очень плохо себя чувствовала. 25 июня проходили выпускные вечера у внука и внучки от двух племянниц, а ей не в радость. Не болит ничего, но такая тоска. Тяжко, хоть реви. А 26-го вздумалось вдруг звонить в военкомат — места себе не находила. И ведь понимала, что воскресенье, выходной, и всё равно звонила и звонила… Конечно же, трубку подняли только на следующее утро, в понедельник, 27-го. Надя почему-то до сих пор помнит время — девять часов и две минуты. Только, как и где её Дима, всё равно не сказали. Оно ведь и ясно: откуда в военкомате знают.

Но вот смотри же — белая голубка. Это обязательно к новостям.

…На другой день, в десять часов утра, в дом к Надежде Кудиновой придёт военком Коминтерновского района Евгений Котов и скажет, что её сын Дмитрий Иванович Кудинов 27 июня геройски погиб в ходе специальной военной операции в ожесточённых боях за село Долгенькое на Славянском направлении под Харьковом.

И Надя поймёт, о чём вчера, 5 июля, на девятый день после смерти Димы, ей говорила та белая голубка. Она больше не прилетит. Но накануне 40-го дня Дима приснится. «Что же ты мне не позвонил, сына?» — спросит Надя. «А чего звонить, мам. Сейчас майор придёт — и всё».

«Пошёл за «трёхсотым»

Мы сидим на чистенькой кухоньке. Она говорит тихо. Временами плачет. Маленькая, мягкая — хочется обнять её и плакать вместе. Материнский рассказ — как молитва.

Чувство Родины — это у её Димы в роду. Отец — военный. И хоть с мужем Надя уже 22 года в разводе и «не надо о нём совсем», но сила крови — великая сила. Старшая дочка — та служит в системе ФСИН: работает в колонии, даже на вышке с оружием стояла! А Дима…

— Он поступил в наше ВАТУ — на инженера-метеоролога. Не доучился год. Бросил — из-за девушки. Та сказала, что не будет с ним мотаться по гарнизонам. А Дима очень её любил. Только девушка вышла замуж за другого, ребёночка родила (улыбается, горько. — Авт.). Дима её всё равно ждал. На других не смотрел. «Мне только она нужна, мам», — сказал как отрезал. И так во всём. Ставит цель — и идёт к ней. Стал работать на гражданке — отливал кольца из бетона. Отучился на резчика по металлу. Зарабатывал хорошие деньги, машину купил, потом другую. А через четыре года эту девушку бросил муж, и Дима привёл её к нам домой — вместе с ребёночком. Я знала, что так случится, и приняла его выбор. Она хорошая девушка. Они расписались. Дима был самый счастливый на свете. Своих детей родить не успели, но её ребёнка принял как родного — обожал его. Вот только мысль, что не служил в армии, что военный вуз оставил, не давала ему покоя. Когда началась специальная военная операция, Дима сразу сказал: я пойду туда, мне надо — долг Родине отдать. И это не пустые слова: он действительно так считал — каждый мужчина обязан отслужить. В конце мая к нам пришёл человек из военкомата. Я сразу поняла зачем — будут предлагать Диме контракт. Другая на моём месте, может, и сказала бы — мол, сын со мной не живёт, мы не общаемся. Но я так не могу. Передала Диме телефон, по которому надо позвонить. Конечно, отговаривали! И я, и девушка любимая. Нет. «Надо, мам, долг отдать Родине». И 3 июня он уехал — в учебку в Богучар. Через несколько дней их перебросили куда-то под Белгород. Сын рассказывал мне оттуда, что нет воды и в жару невозможно искупаться и постирать. И как их — бойцов — пригласила к себе добрая старушка: у неё летний душ во дворе — и они к ней ходили. Я бы так хотела эту старушку найти. Поклониться ей...

…Когда Диму отправят на Украину, на связь он больше не выйдет. Как погиб сын, мать узнает только через три месяца. 3 октября вечером во «ВКонтакте» её найдёт Димин сослуживец Олег. Парень из наших же, воронежских, — из Хохольского района. Оказалось, у них с Димой были общие знакомые. Его рассказ, написанный из неведомо какого окопа под пулями, Надя с тех пор перечитывает каждое утро. Вместе с молитвой:

«Я вместе с ним попал 27 июня под обстрел миномёта. Мы несли раненого, и по нам ударил миномёт. Погиб Дима (...) Никто не хотел идти за вторым 300-м (так называют раненых бойцов. — Авт.), а мы пошли. Он молодец. Он настоящий мужчина был, он у вас был смелый. Когда многие отказались, он пошёл со мной и ещё с ребятами (…)»

Ещё Олег расскажет,что вынести с поля боя тело Димы и других ребят, погибших под обстрелом, смогут лишь на следующее утро, «кое-как», потому что миномётный огонь не угаснет. И признается, что уже привык, это «поначалу было тяжело».

... Во сколько не стало её Димы, Надя не знает. Думает, что после обеда — раз сразу его не смогли забрать «оттуда». А утром 27 июня — когда она сама не своя, сама не зная зачем, звонила в наш военкомат — ТАМ, наверное, как раз шёл бой. В девять часов и две минуты. Последние — сына — минуты.

***

Уже в редакции перематываю назад хронику СВО. Долгенькое — крохотное село на Харьковщине между Изюмом и Славянском — после 24 февраля стало стратегической болевой точкой специальной военной операции. ВСУ обложили его со всех сторон, пытаясь заслонить как раз Славянск. Нашим войскам досталось огромной кровью. Бои за Долгенькое шли почти месяц, жесточайшие. Прорвать оборону мы смогли 13 мая, потом — плотные зачистки, но в конце июня украинские войска ещё продолжали судорожные контратаки, пытаясь отбить позиции. В интернете есть июньские видео именно из этого села с подписью: «Посмотрите внимательно, особенно это касается тех, кто думает, что зверства ВСУшников — это выдумки российского телевидения». И вот такие сводки — ровно от 27.06.2022: «Нашего пленного — командира роты — солдаты ВСУ связали и сожгли заживо. Еще женщину изнасиловали и убили. (…) Бойцы рассказывают, что и где там происходило — без цензуры. Где школа разбитая, они (ВСУ. — Авт.) ещё шастают, большая часть отошла в зелёнку (в лес. — Авт.), побросав всё имущество».

В родительский дом в Воронеж рядового Дмитрия Кудинова привезут 7 июля. В глухом гробу: ранение в грудную клетку — открытое.

Матери снова скажут что-то о героизме.

Отдадут железный солдатский жетон и золотое обручальное кольцо.

Похоронят бойца на Лесном кладбище на следующий день — День семьи, любви и верности. На нём будет крохотный мамин крестик, подаренный ею перед отъездом и одетый на шею в ростовском морге: «Я его специально купила. Новый, с пломбочкой. Сын сначала не хотел его брать. Всё показывал на сердце и говорил: мам, Бог должен быть ТАМ. А потом приходит — обнимает, улыбается — «Ну давай свой крестик». Знал, как для меня это важно».

19 июля президент Владимир Путин подпишет указ о награждении Дмитрия Ивановича Кудинова орденом Мужества за номером 87692 — посмертно. Через неделю, 28-го, Диме бы исполнилось 35 лет.

Материнское сердце согреет

Почему она вдруг стала вязать для чужих детей шерстяные носки, Надя не знает. То есть она не знает, разве можно как-то иначе? Чтобы в стороне, чтобы не помогать, зная, ЧТО происходит?

У Димы был лучший друг. Одноклассник Ромка. С 2014-го Рома служил по контракту, прошёл горячие точки — даже Сирию. Когда началась СВО, попал под Херсон. Узнав, что Дима Кудинов погиб, сказал своей маме: «Пусть тёть Надя держится, приеду — схожу на кладбище обязательно. А за меня, мать, не боись — я тут генералов охраняю». И всё смеялся, чтобы не расстраивать.

9 июля — на другой день после Диминых похорон — Ромка погиб. Их могилы теперь рядом.

Надежда, возможно, сама этого не понимает, но даже не Димина, а именно Ромкина гибель стала для неё внутренним неосязаемым озарением: то, что сейчас происходит, касается каждой семьи, каждого лично. Это наше общее.

— После того, как в сентябре объявили частичную мобилизацию, я сначала просто помогала собирать гуманитарную помощь для ребят на СВО — салфетки, полотенца, сигареты. А потом… Я ведь вяжу с 9 лет — меня научила моя мама, Мария Никитична Орехова. Она из Тамбовской области, а там край искусных вязальщиц. Маме уже 87 лет, сейчас она живёт со мной. Вместе с ней мы и вяжем нашим бойцам носочки. Мама всегда даёт мне переднюю часть довязывать — у неё получается острый кончик, а я закругляю — и выходит не хуже магазинных.

Надя улыбается. Мария Никитична у неё как кукла — в своей комнатке, нарядная, с причёской — и от зари и до зари со спицами. Вяжет даже по церковным праздникам, «потому что не для себя, Господи, а для наших детей!» Крестится, читает молитву — и вяжет.

— В общей сложности мы уже отправили на передовую 50 пар носочков. Размеры от 40-го до 45-го, — говорит Надежда. — Приносим всё в районную администрацию, как и другую гуманитарную помощь, а там распределяют. Последнюю партию — девять пар — я отнесла перед Новым годом, 26 декабря. Будут ребятам подарки.

Она листает на телефоне фотографии: носочки в ряд, разноцветные, узорчатые, на каждом бирка с красным бантиком — с размером и пожеланиями: «Тепло вашим ножкам от наших сердец!» или «Пускай моё материнское тепло согреет ваши ножки!»

И это не «ми-ми-ми». Это — живая боль.

— Пряжу покупаю с подмосковной фабрики — специальную, носочную, — объясняет Надя. — В ней 50 процентов — чистая шерсть, остальное — акрил. Так носки будут долговечнее, не протрутся. И не сядут после стирки и вообще от влаги. У ребят же в берцах ноги потеют. Да и мало ли по какой местности придётся ходить — могут и промочить…

 

...Упрёка Родине, которой она пожертвовала сына, — ни одного. Только любовь и вера.

Орден Мужества вместе с фотографией Димы (последний снимок, сам прислал из богучарской учебки, не фото — кусочек киноплёнки, Дима — кинематографично красив) — они в Надиной комнате на столике. Тут же её мастерская. Если вязать с утра до вечера не покладая рук, за день можно справить целую пару носочков. Но не получается: восемь внуков — это не просто так. У неё — у Нади — вообще удивительнейшая судьба. Трудная: от слова — труд. Родной брат умер от сердечного приступа. Сестра… У той трагедия страшная — личная, женская — умерла совсем молодой, в 27 лет, оставив двух маленьких дочек (четыре года и семь лет) и 11-летнего сына. Отец от них отказался. И Надя взяла всех к себе и воспитала своих двоих — дочку и Димку — и племянниц с племянником. После развода замуж больше не вышла. Кругом — сама.

— Можно сказать, что не двое у меня детей, а пятеро. Потому и внуков столько: пять девочек и три мальчика. Я и неродного Диминого тоже своим считаю. То есть… Нет для меня неродных. Все — мои, любимые.

Она переключается на внуков. И удивлённо спотыкается о мой несуразный вопрос.

— Что? Сломаться? Никогда такой мысли не возникало — бросить, руки опустить. У меня личной жизни не было, это правда. Но я жила — для них. И сейчас живу.

***

Да, Надя, вам надо — жить.

Она вязать очень любит. Говорит, это успокаивает душу и помогает мыслям. Внукам вяжет игрушки.

— И мне подумалось — почему бы вместе с носочками не отправить нашим ребятам на передовую… талисманы. Вот такие. Берите! Я эти специально к вашему приходу связала.

В руки мне и нашему фотокору Александру Борисовичу ложатся два тёплых серых комочка.

Зайчики. Размером с детскую ладошку. В маечках в цветах триколора.

Символы наступившего года. И этот триколор на них — он сейчас тоже, как символ.

— Дима ведь родился в 1987-м: тогда раз был год Кролика, — она затихает. И вдруг оживляется, и забывает вытереть слёзы:

— Знаете… Я на всю вашу редакцию свяжу таких зайчиков. Не отказывайтесь, пожалуйста! Мне это — надо.

P.S. Пряжу Надежда Кудинова покупает сама. Килограмм стоит порядка тысячи рублей, его хватает примерно на восемь пар носочков. Некоторые знакомые и даже незнакомые — те, кто узнаёт о Наде из соцсетей, — помогают с деньгами. Она благодарит, молится и перед каждым держит отчёт. Если тоже захотите помочь — звоните в редакцию: я передам Надежде Николаевне ваши контакты.

Дорогие читатели, все деньги, которые вы пожертвовали после прочтения этого материала, мы передали Надежде Кудиновой на покупку пряжи. Сбор закрыт. Отчёт вот тут.