«Он нас всех спалит или умрёт от голода!»
В центре города погибал одинокий немощный старик, потенциально опасный и для себя, и для окружающих — оставлял открытым газ. Но заниматься им никто не хотел, пока не вмешалась «МОЁ!»
«Он нас всех спалит или умрёт от голода!»
В центре города погибал одинокий немощный старик, потенциально опасный и для себя, и для окружающих — оставлял открытым газ. Но заниматься им никто не хотел, пока не вмешалась «МОЁ!»
Среди баррикад из хлама и грязи — что-то похожее на стол. Пожелтелые письма, дневники. Даже трудовые договоры: юрисконсульт, ведущий экономист — крупные организации.
Да: и сейчас в этих больных глазах — интеллигентская глубина.
Тяну за корешок толстенную книженцию. Советский энциклопедический словарь. А он живой: у прусаков тут, похоже, изба-читальня.
…Тараканы везде: в щелях облупившейся краски, под вздувшимися обоями, в кровати.
— Что вы сегодня ели? — спрашиваю.
Напрягается.
— Практически ничего. Мучился. А вчера… Что-то купил в магазине. На какие-то деньги. А теперь никаких денег и нет!
Соседка из квартиры напротив приносит в пластиковом контейнере борщ. Он ставит его на загаженную плиту в загаженной кухне и опустошает чайной ложкой.
«Мы задыхались от газа»
Владимиру Алексеевичу Фролову 73 года. Он тяжело болен. И слаб не только физически: полминуты разговора — и понимаешь всё. А последние несколько месяцев соседи боятся — за самого «дядю Володю» и за себя. Наталия Сумская — та, что принесла ему борщ, — старшая по дому:
— Я работаю удалённо, поэтому практически всё время здесь. Дядя Володя стал совсем плох: заговаривается, видится ему что-то... Но мы все испугались не на шутку, когда он начал открывать газовые конфорки. Открывает — и всё. Не зажигая. Газа было столько, что я — через две входные двери и коридор! — чувствовала запах. Шла к нему, стучалась. А он не всегда открывает… Объяснения, зачем газ, разные. То «грелся», хотя у нас тепло, то «маму ждал», которая давно умерла, то «газ испортился, и он его выпускал». Я вызвала аварийную службу. Мастер был в шоке: да он, говорит, вас всех взорвёт. И газ дяде Володе перекрыл. А до этого ему за неуплату отрезали электричество. И мы боимся, что он начнёт жечь в квартире спички — для «освещения».
В пятиэтажке порядка сотни жителей. На первом этаже детский сад и ещё 220 детей. И котельная. А спичек у дяди Володи в карманах полно.
Эта квартира на Феоктистова Владимиру Алексеевичу Фролову перешла по наследству от родителей. Наталия Сумская живёт здесь с рождения. Рассказывает: у его родителей были проблемы с душевным здоровьем, и у брата тоже. Мать однажды изрубила топором дверь соседней квартиры — «вдруг и он так может сделать».
Все родственники, о которых знают местные, умерли. Говорят, жены и детей у старика не было никогда. Во всяком случае, их никто не видел. Навещать его тоже не приходит никто. Люди написали журналистам и вызвали телевидение, после того как без успехов попытались найти помощь у государства.
— Недели три назад дядя Володя вдруг начал ломиться в мою квартиру. Помня случай с его мамой, я испугалась и вызвала участкового — Андрея Владимировича Жукова, — объясняет Наталия. — Дядя Володя участковому не открыл, и полицейский сказал, ничего сделать не может: чтобы старика принудительно отправить на лечение, нужно, чтобы тот чего-нибудь натворил.
После истории с газом Наталия позвонила в Управление социальной защиты Центрального района:
— Приходили две сотрудницы, заходили к нему. Долго разговаривали. Предлагали помощь по дому, на лечение его направить или в социальное учреждение. Тот, естественно, отказался.
«Может, попрошайничает»
В ржавом холодильнике «Орск» — винтаж 60-х — грязная посуда. Когда там лежало что-то кроме, холодильник уже забыл. Среди хлама нахожу чеки из магазина: дешёвый батон, свёкла, овсянка. Пустые упаковки из-под яиц. Это Владимир Алексеевич покупал, когда у него ещё был газ. А на что покупал — вопрос. В кармане кипящей от грязи куртёнки — пятирублёвая монета. Ещё несколько пятаков в грязи на столе. Где его паспорт — говорит, что не знает. Как получает свою несчастную — в 13 тысяч рублей пенсию — вопрос номер два.
— Пенсию мы не получали давно!
«Может, попрошайничает», — соседи не исключают.
По квартире на Феоктистова только за электричество у него долг в 5,5 тысячи, а всего — больше 14 тысяч. Но у Владимира Алексеевича есть ещё одно жильё — на Кольцовской. Его он купил около 20 лет назад, долго обитал там, а года три-четыре назад тихонько перетащил пожитки в родительскую конуру. На Кольцовской в ящике лежала квитанция по квартплате — ещё 10 тысяч 300 рублей просрочки. По словам местной сердобольной старушки, которая вытаскивает почтовую макулатуру, «когда всё начинает сыпаться», коммунальных долгов у дедули за 100 тысяч рублей.
…Квартира на Кольцовской, тоже увязшая в хламе, стоит запертой. Соседи старика помнят прекрасно:
— С чудинкой. Всё ему что-то мерещилось. «Преследовал» его кто-то. Нет, мы полицию не вызывали. Он сам её периодически вызывал.
«С чудинкой» — это я смягчаю, в оригинале звучало жёстче. И то есть об одиноком, беспомощном и возможно опасном — для себя и других — человеке полиция узнала не сейчас. После газовой атаки на Феоктистова старшая по дому Наталия Сумская снова позвонила участковому Жукову. Тот, по её словам, пришёл не сразу, а спустя несколько дней — 8 декабря.
— На этот раз дядя Володя дверь открыл. Полицейский проговорил с ним почти час, посмотрел, как тот живёт. Был в шоке.
«Вёл себя упорядоченно»
В Управлении соцзащиты Центрального района, которое, напомню, соседи Владимира Алексеевича тоже подняли, о нём как раз не знали. Заместитель директора Татьяна Маликовская рассказывает:
— Этот дедушка к нам раньше не обращался. Мы выяснили, что пенсию ему начисляют по адресу на Кольцовской. Только снимает он её или нет — непонятно. Очень его жалко. Но насильно заставить человека лечиться мы не вправе…
И хотя такой контингент не их прямые клиенты, сотрудники соцзащиты сделали важное: обратились к главе областного департамента здравоохранения Александру Щукину, чтобы Владимира Алексеевича обследовали дома («жить в таких условиях человек не должен!»). Написали в понедельник, 5 декабря — в пятницу, 9-го, к нему прибыла комиссия. И вот какой ответ в тот же день я получила от пресс-службы департамента:
«По информации областного психоневрологического диспансера, мужчина открыл дверь, согласился побеседовать с врачами. Вёл себя упорядоченно, в коридоре было убрано, неприятного запаха в квартире не было. От осмотра психиатра отказался. На момент беседы показаний для неотложной госпитализации в психиатрический стационар не обнаружено. Оснований для применения в отношении него пункта «а» статьи 29 Закона РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» нет».
Государство спасать обязано
В пункте «а» 29-й статьи Федерального закона «О психиатрической помощи (…)» — одно из оснований для принудительной госпитализации: если человек опасен для себя и окружающих.
Газ, слава Богу, несостоявшемуся пациенту перекрыли, с топором он пока не бегает. Но в той же статье ещё два пункта — на выбор: если человек беспомощен или — если оставить без психиатрической помощи, его состояние ухудшится.
Мы в квартире старика были за два дня до медкомиссии, в среду. Не знаю, как он умудрился растащить горы хлама под потолок, отодрать многолетнюю грязь, начистить дырявый пол, выдворить тараканов и разжечь благовония. Как ещё пирогов не напёк — удивительно.
В том же Законе «О психиатрической помощи (…)» есть снования и для принудительного освидетельствования — такие же. Решает эти вопросы суд. Туда может обращаться психиатр (для освидетельствования), представитель стационара или прокурор (для госпитализации). А к ним любой врач, должностное лицо — из той же полиции, опеки, соцзащиты. Или «иные граждане» — те же соседи, — но как раз они не обязаны знать психиатрические законы.
Решение о недобровольном освидетельствовании суд принимает в течение трёх дней, о госпитализации — максимум за пять. Более того, в экстренных случаях, когда человек явно опасен, его можно положить в больницу и ДО решения суда.
Итого. Разговоры «должностных лиц» в духе «мы тут бессильны» — неправда. Государство не должно ждать, пока нездоровый беспомощный человек спалит многоэтажку, околеет от голода, или его загрызут тараканы. Государство обязано таких людей спасать, и все рычаги есть.
— Если рядом с вами одинокий сосед с признаками душевной болезни, надо обращаться в прокуратуру, органы опеки, полицию, — объясняет адвокат Евгений Ермилов. — Желательно приложить доказательства, что человек неадекватен: фото, видео, акты об отключении газа, электричества и т. п. Прокурор по закону имеет право выходить с иском в суд о принудительной госпитализации. Опека решает вопрос о признании человека недееспособным и об устройстве его дальнейшей судьбы. Участковый должен составить рапорт о том, что обнаружен человек, потенциально опасный для себя и окружающих, а также рапорт об обследовании жилья. И направить в прокуратуру и органы опеки. Соцзащиту соседи тоже могут поставить в известность, а там после сигнала от граждан должны уведомить опять же прокуратуру.
* * *
В пятницу, 9 декабря, после моих звонков участковому Жукову и в региональный главк МВД, вскоре после ухода умиротворённого доктора, полицейские вызвали психиатрическую неотложку. Старика увезли в больницу. Соседи скинулись, чтобы пригласить в его квартиру уборщицу и потравить тараканов.
5170
3
16