Пальцы не слушаются, но искусство извлекать звуки из трёх струн вшито в подкорку. Переливы «Катюши» — и нет ни коляски, ни безжизненного обрубка ноги на ней. Только музыка и боль в глазах.

— А моя любимая — «Я встретил вас»… Одиннадцать стран мы с концертами объездили. Я же 46 лет в нашем музыкальном училище на проспекте Революции отработал — преподавал игру на балалайке. Как отучился в петрозаводском филиале Ленинградской консерватории — так и не расстаюсь с ней.

Балалайка летит на кровать, он тушуется, пытаясь вырулить вперёд спиной в дверь, чтобы нас проводить, врезается в косяк, снова тушуется.

— Вы мне поможете? — взгляд ребёнка. — Мне так хочется выйти на улицу. Говорили, я на протезе бегать смогу. А в итоге — вот…

В итоге, после того как в апреле 2019-го Сергею Сергеевичу Лысенко отхватили левую ногу на ладошку повыше колена — осложнения сахарного диабета, — он безвылазно сидит в своей клетке-квартире на пятом этаже. Один: жена умерла за два месяца до операции. Дети? «Есть у меня сын, но я толком и не знаю, где он», — опускает глаза. Так бывает.

Единственный, кто заботится, — государство. Приставило милую тётеньку-соцработника, которая дважды в неделю делает к нему набеги с хлебом и лекарствами. Разработало индивидуальную программу реабилитации (ИПР), по которой бесплатно презентовало коляску, ходунки. И тот самый протез бедра, полагающийся таким, как наш музыкант, по 181-му Федеральному закону «О социальной защите инвалидов в РФ». Цепляй — танцуй и радуйся. Только, по словам Сергея Сергеевича, есть две проблемы. Агрегат для него сплошное мучение, так ещё и как с ним обращаться, его — старика 73 лет со второй группой инвалидности, пережившего два инсульта и кому, — никто не научил.

Вместо протеза — «горшок»

Протезов у Сергея Сергеевича аж три штуки. Первый — тренировочный, с ним он полгода должен был привыкать к своей новой «ноге». Второй — специально для купания. И наконец, постоянный, на котором, по идее, дедуля должен прыгать по ступенькам. Все маде ин филиал «Воронежский» акционерного общества «Московское протезно-ортопедическое предприятие», что на Беговой улице. В народе просто «протезный завод».

Это АО — государственная структура, единственный учредитель — Российская Федерация, всего по стране 106 филиалов. Формально в торгах на изготовление ТСР — технических средств реабилитации — могут участвовать и частники тоже, но выигрывает чаще — правильно, само государство. Меньше чем за год — с прошлого ноября — в разных регионах федеральный протезный завод получил порядка 1,6 тысячи госконтрактов на 5,9 миллиарда рублей. По данным на сайте Воронежского отделения Фонда социального страхования, самый простенький протез бедра стоит в среднем порядка 64 тысяч, для купания - 277 тысяч. То есть, деньги в инвалидов государство как бы вкладывает. 

Главное в бедренном протезе — так называемая гильза, которая надевается на то, что осталось от ноги — на культю. И по правилам она должна ювелирно сливаться с телом, чтобы человек не чувствовал искусственную плоть и жил полно и ценно. Сергей Сергеевич называет штуковину просто — «горшком».

Протез, по словам Сергея Сергеевича, сделали широким, и культя в него проваливается. Кстати, к этой супер-«ноге» государство презентовало старику ортопедические ботинки.

— В этом «горшке» вся беда. Его сделали шире, чем нужно. В итоге культя в него проваливается, а края впиваются в тело — там, где пах. Боль страшная. Я мучился, честно старался приноровиться. Только шишки набил.

Сергей Сергеевич достаёт деревянную палочку:

— Вот, этот шаблон — диаметр моей культи. Мне его знакомый сделал. А теперь смотрите…

Смотрю: палочка проваливается в «горшок» для ноги, как шарик ослика Иа — входит и выходит замечательно. 

— Перед тем как изготовить протез, ко мне приходили с завода специалист, которому предстояло его делать, и врач. Врач замерила длину окружности культи в районе паха. Почему в итоге получилась такая бандура — я без понятия. Ходить невозможно ни на тренировочном протезе, ни на постоянном. Мой знакомый привёл своего знакомого — механика. Тот посмотрел и сказал якобы брак. На постоянном протезе он подпилил края, чтобы не были такими острыми. И теперь я хотя бы могу передвигаться на нём по квартире с помощью ходунков. Тот, который для купания, такой же неудобный. Только эти два крепятся с помощью ремней, а «банный» — липучками. На них несколько раз попала вода, и всё — не липнут. Как купаюсь? А знакомый мне на ванную две дощечки приладил, клеёнкой обтянул. Я на них сажусь, здоровую ногу в ванную опускаю — и поливаюсь...

«Там всё идеально!»

Палочки, дощечки, «горшки». Я слушаю и пытаюсь измерить угол маразма наших реалий.

На сайтах разных протезных предприятий много всего написано. Например, что перед тем как изготовить протез, с культи снимают гипсовые слепки, фотографируют её с разных ракурсов, потом — примерки, серьёзнее, чем в домах моды.

— Вам что-то из этого делали? — спрашиваю Сергея Сергеевича.

Уверяет: нет. Говорит, звонил на завод — жаловаться. К нему явились всё тот же специалист (упорно называет его «горшкоделом») и врач.

— Я им стал вопросы задавать. Надел протез — чтобы показать. Четыре шага сделал, поворачиваюсь… Слышу, дверь входная открывается — они уж убежали. А недавно я узнал, что меня на этом же заводе вроде должны были обучить, как пользоваться протезом. Снова туда позвонил. Мне сказали: только по платным услугам…

По закону инвалид может сделать себе протез у кого угодно за свои деньги, а потом по линии Фонда социального страхования получить компенсацию. И тогда будет ему всё включено: и эксклюзивные лекала, и бесплатная школа — как жить с новой рукой/ногой. А государство обычно заказывает сразу партию — типовые, десятками. Предприятию, которое будет их строгать, дают телефоны «типов», ожидающих свою последнюю надежду. Но вы же всё понимаете.

Специалист, смастеривший сделал для Сергея Сергеевича несчастные протезы, вздыхает:

— Ох. Вроде он ему узкий был. Теперь уже широкий. Мы ездили к нему с врачом. Подкручивали. Этот дедушка звонит нам периодически… Там всё идеально! Человек пожилой, одинокий. Мне кажется, ему просто не хватает общения.

Общения не хватает — это точно. Но. Спрашиваю: слепки, снимки делали?

— Приезжали со специальным шаблоном, подгоняли под культю, а потом уже на предприятии делали слепки.

Сергей Сергеевич про шаблон не помнит. Я не называю имя специалиста, потому что не могу никого обвинять: я не медицинский инженер. Я просто вижу то, что вижу: одинокий старик оказался в заложниках собственной беспомощности. И неважно, в протезе проблема или в том, что пожилой человек не понимает, как им пользоваться. Важно, что никто эту проблему решать не хочет.

О протезной некондиции, к слову, надо писать заявление в Фонд соцстрахования, там проведут медико-техническую экспертизу и, если брак подтвердится, всё починят или заменят. Помогать с бумажками таким, как Сергей Сергеевич, — работа сотрудников соцзащиты. По словам старика, его «тётенька», принося крупу, ни разу не спросила, почему он со своей железной «ногой» ещё без значка ГТО.

Я позвонила, куда надо. О Сергее Сергеевиче Лысенко теперь знают в нашем региональном отделении ФСС (там обещали в том числе разобраться, положено ли ему бесплатное обучение ходьбе на протезе) и лично глава Левобережного отдела соцзащиты Сергей Паршин.