Лестницы — лесенки. Ступенька — ещё. Прямые — по винту. Одна другой круче. Снова. …Я больше не могу. Лестницы. Виктор Ильич порхает по ним голубем. Прекрасные птицы. Изжарить одну такую на костре… Для мальчишек и девчонок, родившихся в войну, пухших от голода после неё, слаще шоколада. Ему — 80, мне 37. Я не ела полусырых голубей — вот в чём разгадка.…Мы на даче семьи Тройниных в селе Богданово. Крохотный флигель. Кристальное окно. Стол. Пара кресел. И бинокль.— Здесь я люблю сидеть и думать, зачем живу.Виктор Ильич берёт бинокль и смотрит в окно.— Вот Дон. До 1995-го был судоходным, каждый день здесь проходил земснаряд и чистил, глубина держалась под семь метров. Теперь всё затянуло грязью. На середине — а в ширину Дон, конечно, тоже сузился — отмели вплоть до метра. Взгляните.Приноравливаюсь к стеклянным глазищам.— А церковь видите?Крест над угасающим Доном.— И зачем вы живёте, Виктор Ильич?Виктор Тройнин родился 3 июня 1941-го — за 19 дней до Великой Отечественной войны — в селе Хохол. Он был шестым ребёнком в семье — ещё три сестры и два брата.— Войну я знаю по учебникам и по маминым воспоминаниям. В наше село фашисты вошли в 42-м, тогда же призвали на фронт отца, он отслужил простым рядовым, защищал Сталинград. Мама рассказывала, как меня — грудного карапуза — в первые же дни немцы едва не расстреляли как «сообщника партизан». Вам смешно. Росла недалеко от нашего дома верба с большой кроной, фашисты расселись там отдыхать, автоматы сложили. А я чего? Подполз к ним, несмышлёныш, да потащил один. Они кричать! Схватили оружие, всполошились — мол, держи партизана. Мама подлетела, вырвала у меня автомат. Не знаю, может, шутили они.Немцы были в Хохле год, выжили местных из хат, но серьёзные бои село миновали. Немчура жировала на крестьянских харчах, а местные пухли с голода и ютились по землянкам и окопам.В 1946-м с фронта возвращается отец. Через год у Тройниных рождается седьмой ребёнок — мальчик, его называют Алёшей. В августе 1945-го начинается Советско-японская ...