3 октября 1994-го, когда Алексею исполнилось 40 лет, Рая подарила ему часы «Полёт». Это примерно как сейчас «Ролекс». 

В тот год летом в США проходил чемпионат мира по футболу, и нарочно к эпохальному событию Московский часовой завод выпустил ограниченную партию «Полётов» с псом Страйкером (предок нашего Забиваки) на полциферблата, 23 рубиновыми камешками и ремешком из кожи телёнка.

Футбол для Алёши как валерьянка для кота. Рая это знала. Но даже если бы она год откладывала всю свою зарплату деревенской медсестры, не насобирала бы и на один ремешок. Поэтому купила обычные. Махнув рукой, что часы на день рождения — дурная примета: к разлуке. Говорят, едва часы остановятся — пиши пропало: завянут помидоры любви.

…Дарёный «Полёт» упорно пикировал: часы ломались, терялись и по сей день валяются где-то в чулане. В том самом, откуда Алексей Яковлевич — спустя 28 лет — несёт подмышкой полинявшую пластиковую авоську, набитую конвертами.

Примериваю на руку: с пять кило будет.

Улыбается:

— Здесь 528 штук. В некоторых несколько писем — конверты рвутся, перекладываю в один по два-три письма. Так что самих их под шесть сотен. Может, и больше. Зачем храним? Не знаю. Раиса сжечь хотела. Я не дал. Да и не смогла бы она.

Выуживаю первый попавшийся конверт. Листочки в клеточку, кружева каллиграфии. Тот, кто застал времена бумажных писем, поймёт эту магию. Где первое, где последнее — теперь не разобрать. Между ними примерно три года — с июля 1972-го (знакомство) по август 1975-го (свадьба).

Раиса рядом — за его плечом. Головка в платочке — на плечико: конечно, она не смогла бы.

Через два часа, уезжая от Алексея Яковлевича и Раисы Ивановны, я пойму, что правильный вопрос не «Зачем храните?», а «Почему?». И, кажется, буду знать ответ.

«Здравствуй, дорогая Раюшка…»

«...с северным приветом. Сегодня получил от тебя письмо и не удержался, чтобы сразу не написать ответ. О здоровье. Здоровье у меня хорошее, бегал стометровку. Погода сейчас стоит такая тёплая, что, кажется, лето решило ненадолго задержаться…»

Осень 1973-го, онежские берега — каргопольские казармы. Лёха Постовалов тянет армейскую лямку в войсках ВВС, в техроте. В армию его забрали 9 ноября 72-го — через четыре месяца после первой встречи с Раисой. На проводы не пришла, хоть и звал: постеснялась. А он как знал: в крайнее их свидание подарил Рае транзистор.

Вообще-то Лёшка Постовалов и не думал жениться. Деревенский парень — родился и вырос в Большой Верейке в рабоче-крестьянском, как говорят, семействе (мать на хозяйстве, отец — тракторист, обучал тракторному мастерству студентов в местном училище). Но он грезил спортом. Футбол, волейбол, хоккей, лёгкая атлетика («В армии с разбегу полтора метра в высоту прыгал при моём-то росте 174 см!») — Лёшка находился везде, где можно бегать, прыгать и гонять мяч, и кругом в первых рядах. И поступил после десятилетки в Воронеж на токаря, только чтобы родителей не обижать. Его цель была — Ленинград, техникум физической культуры и спорта. И даже после утра 10 июля 1972-го, после той встречи на Центральном автовокзале, планов своих менять не собирался.

А «встреча»-то была — глазища огонь и сама такая, фигуристая.

— Она с подружкой спросила, как добраться до Левобережной автостанции. Я стоял с компанией ребят. Район тот знал — чего не помочь. Мы доехали на троллейбусе «семёрке» до ВГУ, а там пересели на «четвёрку»…

— На «восьмёрку» (глазища рядом сверкнули и улыбнулись).

— Да ну? Говорю же — «четвёрка»… А, нет, точно! Восьмой троллейбус туда ходил! Проводил я их… Ну и адрес свой, говорю ей, хочешь оставлю? Она ехала в Верхнюю Хаву — устраиваться на работу медсестрой. Адрес взяла. Я пошёл домой — пока учился в Воронеже, жил у сестры. Спустя несколько дней пришло письмо.

«Здравствуй, дорогой Алёшенька…»

«…очень рада была получить от тебя очередное письмо. Я работаю на майские праздники, так жаль, а то могли бы мы быть несколько дней подряд вместе…»

Когда тот парень — вылитый киноактёр со страниц журнала «Экран» — трясся возле неё в троллейбусе, 18-летняя Рая Чеснокова тряслась перед новой самостоятельной жизнью.

Чтобы добраться из родной деревушки Болдыревки в Острогожском районе в Верхнюю Хаву, где находилось её первое место работы, тогда приходилось делать крюк под 200 километров через Воронеж. Родители из простых: мама — колхозница, папа — токарь, но после восьмого класса школы дочку за интеллигентной профессией отпустили. Раиса отучилась в Острогожске на медсестру, и после её направили в соседний райцентр. Мама с папой повздыхали, дали напутствия. И уж точно не такие, чтобы с первого дня крутила романы.

— Я его тогда сразу из всей компании ребят выделила: скромный очень, — спустя 50 лет Раиса Ивановна говорит это серьёзно и вдумчиво. — Но любви с первого взгляда — нет, не было. И писать не собиралась. Это всё подружка: мол, давай, попробуй. Посмеялись. Я взяла — да и написала. Как о чём? О себе, о жизни своей, о семье… Письма в Воронеж шли дня три-четыре. Я отправила — и спустя примерно неделю получила ответ. Значит, он сразу мне написал. То же самое — о себе. Тогда письма для нас были единственной ниточкой связи: телефоны ещё роскошь, тем более в деревне.

Да, в их письмах — они сами, каждая минута сегодняшней жизни и душа — по нотам. Вот Рае — уже медсестре — привезла скорая «несимпатичного мужчину с разбитым носом», а она скучает очень и — онегинские страсти.

«Прости меня, Алёша, что одна без тебя ходила в кино! Не знаю, зачем я это сделала. Такое никогда не повторится... Ты меня не понимаешь, а я не знаю, что мне делать, чтобы это исправить…»

«…Рая, получил твоё письмо и так расстроился, что не мог уснуть, хотя очень хотел спать. (Дальше — процесс воспитания. — Авт.) Жду ответа. Надеюсь, он не будет на четырёх листах…»

…Пока Алёша служил, они писали друг другу по два-три письма в неделю. Два года.

— В армии нам запрещали хранить письма, — говорит Алексей Яковлевич. — Но я… (пауза. — Авт.) Я нашёл возможность. И сохранил все.

«Плюшкин», — усмехается Рая. Но поди ж ты: оказалось вдруг, что и она ко дню свадьбы насобирала себе приданое из его конвертов. Хотя, конечно, оба тогда «ни о чём таком не думали». Только к июлю 1975-го вдруг разом поняли: пора.

…После того как Алёшенька Постовалов во время прогулки сказал Раюшке Чесноковой те самые слова, а она ответила то самое короткое из двух букв, они пошли в кино. Кажется, в «Зарю» на Ленинском проспекте. Кажется, на «Калину красную».

Реальность

Мечта деревенского парня Алёши сбылась: после армии он поступил и заочно отучился в Ленинграде, в спортивном техникуме. Жить они с Раей решили в его деревне — в Большой Верейке.

10 лет Алексей преподавал в деревне физкультуру в местном училище, а в 1985-м пришёл в школу учителем. И работал до 1 февраля нынешнего года. Работал бы и дольше, но — болезни. Осложнения после ковида.

То, что Алексей Яковлевич Постовалов жил спортом и проживал жизнь каждого своего ученика, я поняла после 10 минут беглого чтения ежегодных отчётов главы сельсовета.

Большая Верейка — классика современной русской деревни, где за год один нарождается, а 19 помирают. В прошлом году прославилась тем, что в здешнюю школу явился единственный первоклашка. Да. В школе на 300 человек ребят в классах когда-то было что семечек в подсолнухе. Теперь вместе с верейскими и ещё с окрестных сёл едва набирается с полсотни детей. Физрук Постовалов заливал для них каток. Сам его чистил, вымешивая окоченевшими галошами в оттепели ледяную жижу. Возил по соревнованиям, собирая с ними — «своими детьми» — кубки и грамоты. Случалось, отчитывал, а после дома изводился от этого сам и доводил Раю. А ещё Алексей Яковлевич собрал в деревне секции по хоккею и волейболу для местной молодёжи — той, что чудом уцелела, не сбежав после школы в город.

— Вы, Таня, спрашиваете, почему в большой спорт не подался. Сердце у меня слабое. В 2006-м — операция. Я ведь каждого ребёнка через него пропускал. Они и сейчас — встретят на улице и: «Алексей Яковлич, когда в школу зайдёте?»

40 лет на двоих!

Раиса всю жизнь проработала здесь медсестрой в фельдшерско-акушерском пункте. Тоже до последнего, пока не подкосил коронавирус. По молодости по вызовам пешком в любую погоду. А дома — праздник: две коровы, два хрюнделя и гвалт птичника. Ну и огород — прекрасно на нём загоралось. Алексей каждый выходной каруселил по рынкам в Воронеже — с молоком, картошкой и прочими деревенскими деликатесами.

Воспитанием собственных недорослей — благо целых двое — занимались сообща и потрудились тоже на славу. Старший Алёшка сейчас в Воронеже, торговый представитель. Младший Саня — в Липецке, директор филиала крупной воронежской компании. Две внучки и два внука.

Перед домом Постоваловых — аккуратная лужайка с футбольными воротами. Дед Лёша преданно болеет за «Динамо Москва». А теперь, конечно, и за «Факел Воронеж».

О карасях и посуде

Сейчас у Лёши и Раи всё хозяйство — дворняга Тобик и кошка Ёжка с тремя отпрысками. На огороде — капуста: Алексей её очень любит, особенно в Раиных пирожках.

Они часто грустят. Потому, что здоровье не даёт больше работать, а они работой — жили.

Алексей в такие минуты убегает рыбачить: вот как раз свежий улов в чулане в ведре плещется. Кстати, я теперь знаю, как правильно чистить окуня — чтобы чешуя отлетала как по маслу.

Что делает Рая? Она его ждёт. Режет капусту — и ждёт.

А я смотрю на эти шесть сотен писем, рассыпанных по столу. Если взять и сплести все строки — готовый роман.

— Почему не бросили всё — и в город? Говорят же, «там перспективы!».

Они не понимают. Зачем? Они — здесь.

Знаете, у них ведь столько семейных историй, здешних, верейских. Вот, например, дни рождения. В октябре у Алексея — и в этот же день родился старший сын. У Раисы в феврале, день в день с младшим.

А когда Сашка родился, папа Лёша так радовался, что даже из роддома забрать не успел: Раю выписали на два дня раньше, а он в командировке был, возвращается — те уж дома.

А однажды в пруду неподалёку голыми руками наловили 135 кило карасей. Чего «да ладно»! Они в камыши набились — только успевай таскать.

Или вот — телята. Корова разродилась двумя: один шустрый, другой квёлый. Как кормить? На бутылку с молоком нацепили большую соску — и, как детей, выходили. Смеху с них было!

«А помнишь, Рая, тот случай?» Как же Рае не помнить, чуть не умерла со страху. Начало 2000-х, утром пошёл Алексей на рыбалку — есть у него любимое местечко, километров восемь от дома. Обещался быть в шесть вечера. Время — конец января: утром морозец, наст крепкий. А после обеда припекло, и лёд под ногами потёк.

— Клёв шёл хороший, я засиделся. Собрался назад — а как идти, кругом промоины. Сотовых телефонов тогда ещё не было. Ночь, зима, холодина. Я без сил. Но со мной была собака. Она не давала мне лечь и уснуть от бессилия, тянула за собой. Добирался четыре часа. Домой вернулся… Ох, очень поздно. Можете представить состояние Раи…

— А что я? — она отводит глаза. — Я всех твоих друзей-рыбаков обзвонила…

— Вот! Совсем не умеет ругаться. Это в её характере. На неё будут ругаться, а она слова в ответ не скажет. Порой даже возмущаюсь такой доброте!

— Да, — улыбается Рая. — Чего ругаться? И посуду — нет, ни разу не били. Посудой мы дорожим.

* * *

Они — здесь. Где эта яблоня, которую сами посадили: пирог из её яблок — сказка.

И эта черёмуха возле дома. Ей 37 лет. Смотрите, как интересно выросла: ствол — точно два, и сплелись, как обнимаются.

Просим Алексея Яковлевича и Раису Ивановну встать возле черёмухи. Фотографируем.

— Приезжали до вас репортёры — написали потом, что эти стволы как мы с Раисой, — Алексей Яковлевич, серьёзно. — Не задумывались мы над этим…

К черёмухе пришла осень. Он смотрит на неё долгим взглядом и идёт в дом — Рая ставит чайник.

* * *

«…с любовью, твой (твоя)…» В своих письмах 50 лет назад они часто писали это.

Сейчас, спрашиваю, говорите друг другу такое слово?

Зачем, спрашивает в ответ Раиса. Сейчас уже понятно и так, даже когда просто молчишь.

Нет, письма она не перечитывает. Он — тем более. Но то, что эти письма будут жить в этом доме, пока живут они, — совершенно точно. Иначе не может быть. И не было за полвека точки кипения, когда хотелось бросить всё и — до свидания. Это потому что Рая знает рецепты не только пирогов.

А если… Отмотать назад плёнку — какую бы сцену сыграли теперь иначе? А может, какой-то кадр и совсем бы вырезали? И за что никак не решатся сказать друг другу «прости»? Уже в редакции, вернувшись, я схватилась за телефон, чтобы позвонить Постоваловым с новым списком дурацких вопросов. Но положила трубку на место. На все мне ответил наш фотокор Филонов Игорь, когда мы, уезжая, сели в машину. Он сказал два слова: «Счастливые люди».