В отделении реанимации и интенсивной терапии новорождённых очень тихо. За толстыми дверями боксов в кювезах лежат крошечные мальчики и девочки, которые очень торопились появиться на свет. Пока они окружены пищащими и мигающими аппаратами, не могут самостоятельно существовать, но уже отчаянно хватаются за жизнь. А где-то за них молятся их мамы и каждый день ждут встречи, чтобы смотреть и не суметь насмотреться...

Кто такие торопыжки?

На время ангелами-хранителями, вторыми мамами, пищей и воздухом торопыжек — так называют малышей, родившихся раньше срока, — становятся врачи и весь медперсонал единственного в области отделения реанимации новорождённых Воронежской областной клинической больницы № 1, которые своей профессиональной работой дают малышам возможность обрести шанс на полноценную жизнь.

С 1930-х до начала 1950-х годов выхаживали недоношенных детей с весом около 2 кг, спустя десять лет — уже 1,5 — 1,8 кг, в конце 1970-х — начале 1980-х порог снизился до 1 кг. А в 2012 году в России решили перейти на новые критерии живорождения — был принят закон, согласно которому теперь спасают детей с весом от 500 граммов, рождённых с 22-й по 37-ю недели беременности. Малышей можно поделить на три группы: с массой при рождении менее килограмма (экстремально низкая масса тела), от 1 до 1,5 кг (очень низкая масса тела) и более 1,5 кг (низкая масса тела).

Ежегодно в перинатальном центре раньше срока рождается более 700 младенцев, вес самого маленького спасённого пациента составлял всего 510 граммов! Такие дети считаются новорождёнными, но нежизнеспособными ввиду незрелости всех органов и систем. Недоношенные малыши плохо удерживают тепло, имеют пониженный мышечный тонус, тонкую кожу, не могут самостоятельно питаться и зачастую даже дышать. Чтобы помочь торопыжкам адаптироваться, окрепнуть и стать здоровыми и полноценными людьми, в Воронеже в 2011 году был построен и открыт перинатальный центр, в составе которого создано отделение реанимации и интенсивной терапии, ставшее одним из первых в стране, специализирующихся именно на спасении новорождённых.

Осьминожки для торопыжек

Профессии реаниматолога не более полувека. Современные специалисты должны в совершенстве владеть навыками интенсивной терапии и оказывать помощь пациентам в критическом состоянии, сопряжённом с потерей жизни — в данном случае сразу после её начала, — прямо в родильном зале или операционной, если мать ребёнка перенесла кесарево сечение. Если ребёнок рождается раньше срока, его сразу же помещают в инкубатор интенсивной терапии для выхаживания новорождённых, в котором с максимальной точностью воссоздана внутриутробная среда — в нём темно, тихо, комфортно.

У каждого малыша есть своя игрушка — вязаный осьминожка, за щупальца которого он может ухватиться, как за пуповину матери. Лежат малютки в специальных «гнёздах» — коконах, позволяющих ребёнку находиться в привычной для себя позе, с округлённой спинкой и согнутыми в коленях ногами. На крохотных головках — смешные уютные шапочки, на кукольных ножках — яркие носочки, чтобы помогать малышам сохранять тепло и с помощью шерсти в составе стимулировать кровоток через кожу. До 34-й недели кювезы накрыты, чтобы защитить малышей от света.

Так как торопыжки не имеют сосательного рефлекса и не могут питаться самостоятельно, с помощью специальных инфузионных станций они могут получать питание через зонд с точностью до 0,1 мл в час, что имеет особенно важное значение при выхаживании недоношенных. Современные аппараты искусственной вентиляции лёгких, мобильные аппараты УЗИ, портативная рентгенографическая установка, позволяющая получать результаты в короткие промежутки времени, — в работе самое передовое оборудование. Но его наличие обеспечивает только 50% успеха. Главное — люди.

И днём, и ночью...

— Ведущим в выхаживании недоношенных детей является средний персонал, без перерыва находящийся с детьми, — рассказывает заведующий отделением Константин Владимирович Паничев. — Вся работа отделения — это коллективный долгий, кропотливый труд. Медсёстры дежурят у кювезов днём и ночью. Они становятся главной поддержкой и опорой для наших малышей: взаимодействуют с ними, минимизируя их стресс, и обеспечивают условия для максимально комфортного нахождения малышей в боксах. А дети отвечают движениями ручек, непроизвольной улыбкой, и наши девочки их понимают. В боксах всегда соблюдается тишина — на столах стоят специальные аппараты, похожие на светофоры, которые загораются красным, если уровень допустимого шума будет превышен.

Наша работа невозможна без эмоциональной составляющей. Если неонатолог — это холодный, трезвый ум, то медсестры — это душа отделения и сердце, которое всегда болит за детей. Каждая потеря ребёнка переживается как личная трагедия, потому что невозможно оставаться безучастным, когда всю душу отдаёшь для того, чтобы дети крепли и выписывались домой. Мы для этого делаем все возможное.

«Дети считывают моральное состояние мамы»

— Эмоций быть не должно — первое правило, наизусть выученное родителями торопыжек. Мы учим мам и пап не оплакивать детей, стоя у окошек кювезов, а своим настроем дать малышам силы цепляться за жизнь, — рассказывает старшая медсестра Лариса Александровна Полухина. — У матерей часто бывает чувство вины: не смогла, не выносила, не получилось… Но оно только разрушает. В некоторых случаях мы приглашаем на помощь психолога, но чаще всего сами общаемся с семьями младенцев, объясняем им, что от ссор между мамой и папой, паники, слёз наш общий результат будет хуже. Дети прекрасно считывают моральное состояние мамы: маме плохо — и ребёнку плохо. Мама сильная — и я справлюсь.

Мы всегда советуем сохранять грудное вскармливание. У нас есть комната, где медсёстры учат мамочек сцеживаться, чтобы дети всегда получали материнское молоко — оно является лучшим лекарством и питанием для недоношенных детей. Для комплексного восстановления задействованы все способы — например, мы активно практикуем метод «кожа к коже», или «кенгуру», когда мама кладёт малыша на грудь, если доктор разрешит сделать это по медицинским показаниям. Нахождение с мамой успокаивает малыша, помогает ему лучше расти и развиваться, получать жизненно важные тепло и любовь.

От морального состояния мамы и папы зависит очень многое, порой некоторые вещи бывает невозможно объяснить. В нашей практике был случай, когда, казалось бы, безнадёжные дети чудом выкарабкивались, потому что за них круглосуточно молились и «болели» родители. Или наоборот. К малышу, который был стабилен, пришла его мама. Стоя рядом с кювезом, она произнесла слова: «Какой же ты страшненький!» И шедший на поправку ребёнок резко пошёл на ухудшение.

«К гибели детей привыкнуть невозможно»

— Родителям морально может быть сложно столкнуться с проблемами, которые появляются вследствие недоношенности, потому как процент инвалидизации у детей есть, — говорит Константин Паничев. — Новорождённые с весом от 1,5 кг выхаживаются с благополучным исходом в большем проценте случаев, чем дети, чья масса тела при рождении гораздо меньше.

Современное общество потребления, к сожалению, диктует свои правила. Все ждут здорового ребёнка в результате беременности, а тут случается непредвиденное — роды на раннем сроке, сложности, диагнозы… Не каждой семье под силу это пережить, особенно если это первый ребёнок. Сложных детей могут отдать в специализированный интернат, но осуждать выбор родителей никто не имеет права хотя бы потому, что сам не был на их месте.

У наших зарубежных коллег существует такая практика: они спрашивают у матерей недоношенных детей, оказывать ли им помощь. Если родители принимают решение отключить ребёнка от аппарата, это право даётся одному из родителей. В России мы до последнего стараемся ребёнка спасти, оказать ему поддерживающий уход, то есть даём ему возможность жить самостоятельно столько, сколько нужно. Но к гибели детей привыкнуть невозможно, как и к тому, чтобы провожать их не домой.

— Каждый год 17 ноября мы отмечаем наш профессиональный праздник белых лепестков, известный во всём мире как День недоношенных детей. Он был создан, чтобы привлечь внимание общественности к проблемам, с которыми связано не только появление на свет недоношенных малышей, но и их последующая реабилитация. А для нас это повод увидеть счастливые глаза родителей и наших детей и сказать себе: «Всё не зря!» — делится Лариса Александровна. — Мы видим, как наши торопыжки впервые открывают глазки, видят этот мир, учимся угадывать их желания и мысли, замечаем их первую слезу и улыбку и на какой-то коротенький жизненный отрезок становимся им вторыми мамами. А разве мамы могут разлюбить своих детей?

слово мамам

Анна: «Поначалу я не могла перестать плакать»

В стенах отделения я познакомилась с Аней — мамой торопыжки Миланы. И стала невольным свидетелем их разговора — через стекло кювеза Аня заворожённо смотрела на малышку, к которой тянулись многочисленные провода аппаратов: «Моя девочка! Моя красавица! Как же я тебя люблю! Мы с папой тебя очень ждём!» И гладила дочь по сантиметровым, почти прозрачным, нежным пальчикам. Аня рассказала мне свою историю.

— Почти 7 лет мы с мужем пытались забеременеть, но, увы, ничего не получалось. Мы решили прибегнуть к помощи ЭКО. Первая попытка — ничего. А вот вторая принесла нам долгожданные две полоски.

Беременность протекала отлично, но врачей смущала низкая плацентация, поэтому было принято решение положить меня на сохранение. И вот, когда я уже находилась здесь, в перинатальном центре, на сроке 29,3 недели у меня резко началось кровотечение. Дальше всё как в тумане — каталка, операционный стол, катетер в вену, двойной наркоз и первый крик моей дочки. Она жива! Я стала мамой!

Милана родилась с весом 1,4 кг и ростом 43 см. Задышала сама, но её сразу забрали в реанимацию. На второй день состояние ухудшилось, и дочь подключили к ИВЛ. Сейчас она уже дышит сама, состояние стабилизировалось, мамино молочко кушает с удовольствием.

Первые три дня мне было очень тяжело, я не могла перестать плакать (голос Ани дрожит. — «Ё!»). Но медсёстры и врачи объяснили, что я должна быть сильной — они вообще мне очень помогают во всём. Каждый день я приезжаю в бокс и говорю дочке, какая она у нас принцесса, какие платья мы ей купили, как собрали кроватку. Муж пока не собрался с духом — боится увидеть малышку. Но ждёт её домой не меньше меня.

Я стараюсь держать себя в руках, хоть часто это бывает сложно делать. Но у меня есть стимул и причины, чтобы ждать её выздоровления столько, сколько нужно. Через год она будет озорной, шустрой девчонкой, а пока… Моя девочка сильная и такая долгожданная — она справится, я в ней уверена!

Наталия: «В реанимацию ходили с мужем — одной это не выдержать»

— Помню, словно это было вчера: 29 февраля, чуть больше 7 недель до предполагаемого дня родов. Мы собираемся с мужем выбирать плитку для фартука кухни — есть время закончить ремонт, как мы думаем, — рассказывает жительница Воронежа Наталия Таптунова. — Шутим, что главная задача дня — не родить, чтобы не «подарить» ребёнку день рождения раз в 4 года.

Спустя 2 часа без единого предвестника у меня отходят воды прямо в магазине плитки. Быстро едем домой за документами в перинатальный центр. У меня была надежда, что воды отошли не полностью, что смогу доносить ребёнка хоть ещё немного. Но в пути начинаются схватки.

Персонал приёмного сработал слаженно и чётко — было понятно, что мой случай в их практике был далеко не первым. На каталку — вставать нельзя. Капельницу, чтобы остановить схватки. КТГ — постоянный контроль сердцебиения ребёнка.

Ожидание было самым сложным. Шансов, что лёгкие на таком сроке созрели, нет. Значит, надо колоть гормон для созревания. Начались 24 часа, которые нам нужно было продержаться.

1 марта спустя 3 спасительных укола выясняется, что у меня низкий гемоглобин, оперировать нельзя. Рожать тоже, шов от первого кесарева не позволяет. Ещё сутки ожидания — поднимаем гемоглобин.

2 марта родился Влад. Больше ждать было нельзя, его показатели ухудшались с каждым часом. После появления на свет он закричал. А через час его поместили в реанимацию. Дышать без дополнительного кислорода он не мог. Плюс внутрижелудочковые кровоизлияния, серьёзная гипоксия и т. д. — нарушений по неврологии не перечесть.

Моё состояние тогда описать сложно. Паника и страх. Реанимация на 3-м этаже, я на 4-м. Гемоглобин 70. Ходить после кесарева с дикими головокружениями невозможно. Я просто не могла дойти до бокса и плакала от бессилия. Но ко мне подошла медсестра, взяла кресло-каталку и довезла меня туда. У неё было много работы, куча пациентов, но она не прошла мимо моей боли. Я этого никогда не забуду.

Врачи реанимации, несмотря на начинающуюся пандемию (март 2020-го, до самоизоляции месяц), разрешили мужу приходить в реанимацию. Мы ходили туда вместе — одной это не выдержать.

Врачи говорили правду о проблемах и прогнозах, не забывая сказать, что дети и до 1 кг выживают и живут полноценно. Влад был 2 кг. У него были хорошие шансы.

Мне объяснили, что мои слёзы только мешают. Я перестала плакать и, как ни странно, переживать. И поняла, что, раз врачи так заботятся о моём ребёнке, пора и мне. Я начала ходить в группу психологической поддержки, прикладывать усилия, чтобы сохранить грудное вскармливание. Врачи объяснили, что каждая капля молока — лучшее лекарство для сына.

Когда пришло время переводиться на второй этап выхаживания, где дети лежат без боксов, врачи помогли мне по показаниям остаться в перинатальном центре. Выписываться без ребёнка из роддома — этот кошмар было сложно представить.

К переводу на третий этап выхаживания под нас подготовили отдельную палату. Аппараты для внутрикапельного почасового введения лекарств, лампа от желтухи, электронные весы — я не знаю, возможно ли было ещё хоть что-то добавить в эту палату для нашего комфорта. Врачи и медсёстры приходили каждые 1,5 — 2 часа. Влад сильно терял в весе и был на постоянном контроле.

За месяц в больнице я увидела детей, чей вес был 1,5 кг, увидела мам, которые лежат там по 3 месяца, и удивительно понимающее отношение персонала. И не заметила характерных для детских больниц отчаяния, страха, постоянной тревоги. Мне кажется, всё это результат потрясающей работы врачей.

Да, это всё же реанимация, в стенах которой, к сожалению, выздоравливают не все дети. Но у всех неизменно есть самое главное — шанс на полноценное будущее.

Недавно Владу исполнилось 3, но я никогда не забуду каждого, кто был там с нами в этот сложный период. Спасибо вам и низкий поклон.