(Продолжение. Начало — здесь и здесь).— Невероятный вихрь, который мог подняться лишь в ту революционную смуту, закрутил и отца, подбросил немыслимым изломом судьбы к армейским вершинам. У нас дома мыкались по сундукам будёновка со звездой и солдатский ремень — красноармеец 1-го стрелкового полка Долгополов за три года сделал, как сегодня бы сказали, фантастическую карьеру. Пошёл в армию — Красную — добровольцем…Даже не стану упоминать имя полководца Гражданской войны, под начало которого попал молодой боец. Для меня этот вскоре убитый чуть не своими же герой — олицетворение безудержной смуты, прокатившейся по России. Но служил же отец, служил.К концу 1923-го он был уже начотделом по учету бронемашин и танков управления бронесил РККА. Носил сколько-то шпал и занимал должность, соответствующую генеральской.Есть фотография, где отец стоит на Красной площади при всей форме неподалеку от Калинина, Буденного и, извините, Троцкого (На снимке — справа, у крыла автомобиля.)Видимо, поэтому, в знак военных красноармейских заслуг, ему, сыну «не тех», оказали невиданную милость: предложили вступить в партию и учиться в военной академии. Учиться хотелось, ведь позади была Московская гимназия и лишь три курса Плехановского, из которого выгнали за буржуйское происхождение. А вот в партию — нет, не тянуло…Отец так и остался стопроцентно беспартийным. Даже став журналистом, к тому же  сотрудником отдела литературы, он не вступил в очерченный привилегиями и обязанностями круг. В затянувшуюся эпоху соцреализма это выглядело невероятной аномалией.Когда в начале второй половины 1920-х посадили младшего брата, отца чуть не выгнали из «Комсомолки», но встал горой главный редактор Тарас Костров, и от журналиста — брата осужденного — отцепились.А вот как выжил мой отец в 1938-м, когда корреспондентов газеты стали брать одного за другим? Вспоминал, что арестованных начальников всегда вывозили с шестого этажа на главном, издательском лифте. Если на издательском, то навсегда, на расстрел. Если...