«Во время бомбёжек весь наш дом прятался в канализационной трубе»
Воспоминания воронежца Александра Хальзева, который застал войну в Воронеже четырёхлетним мальчиком
«Во время бомбёжек весь наш дом прятался в канализационной трубе»
Воспоминания воронежца Александра Хальзева, который застал войну в Воронеже четырёхлетним мальчиком
Александру Евгеньевичу Хальзеву 81 год. Как он сам признаётся, сейчас с трудом запоминает фамилии людей, с кем общался на днях, и никак не может запомнить номер своего мобильного. Но детские впечатления о войне так врезались в его память, что он до сих пор воспроизводит события тех дней в мельчайших подробностях. О том, как война пришла в их дом, где он жил вместе с мамой, папой, бабушкой и старшей сестрой, Александр Хальзев описал в своём письме в редакцию, которое сегодня мы публикуем. Итак, представьте: четырёхлетний мальчик Саша, Воронеж, 1942 год…
«Кто-кто в трубе живёт?»
«Мы жили в СХИ, на ул. Дарвина, 14. В самом конце улицы, почти в лесу, стоял восьмиквартирный двухэтажный домик. В нём жили работники ВПС № 3 — водокачки, которая находилась неподалёку в лесу. На ней работал машинистом мой папа. Когда началась война, его призвали в армию. Говорили, что его часть формировалась в Сомово. Я помню, как перед отправкой на фронт он с товарищем на мотоцикле (уже в военной форме) заскочил к нам на минуту, чтобы попрощаться.
Рядом с домом стояли два огромных железобетонных сооружения — канализационные отстойники. От них под землёй шла железобетонная труба. Труба выходила из-под земли где-то в ста метрах от дома. Когда начались бомбёжки, все жители нашего домика спрятались в эту трубу. Никакого оповещения о воздушной тревоге для нас не было. Радиоприёмники (у кого они были) отобрали в начале войны. А поскольку бомбёжки были частыми, мы сидели в трубе безвылазно.
С нами были двое мужчин — дядя Тихон Хаустов (он ещё до войны ходил на деревянной ноге) и дядя Вася Мацнев. Он уже побывал на фронте, но в результате ранения у него ампутировали одну ступню. Ещё с нами было трое ребят-подростков: братья Мацневы (Виктор и Жора) и Сашка Попов. Это были наша разведка и оповещение. Они знали, что происходит наверху и в окрестностях. Остальные были старики, женщины и дети. Вместе с нами находилась семья главного инженера Водоканалтреста Руденко Николая Карповича: его жена тётя Валя, дочь Лиля (моя ровесница) и мальчик Боря (он был какой-то их родственник)».
«Мы ползали по грядкам, а немецкий самолёт строчил по нам из пулемётов»
«Продукты питания у всех закончились быстро. Кто-то сказал, что «бросили» магазин на ул. Тимирязева. Женщины и с ними наша бабушка побежали туда добыть хоть какую-то еду. Но всё успели растащить те, кто жил поближе. Наши же принесли лишь немного ржаной муки. Наша бабушка Анастасия Кузьминична Олиниченко была беженкой с Украины, где в 1930-е годы пережила настоящий голод. Она научила всех готовить саламат (мучная каша или густой мучной кисель из прожаренной муки, заваренной кипятком и распаренной в печи; иногда с добавлением сала или масла. — «Ё!»).
Потом мальчишки сказали, что на одной из дач неподалёку много клубники. Бабушка и несколько женщин побежали за клубникой, и с ними увязались мы с сестрёнкой Галей (она была старше меня на 3 года). Мы ползали по грядкам, и в это время налетел немецкий самолёт. Он летел над нами совсем низко и строчил из пулемётов. Неужели лётчик не видел, что по земле ползают только женщины и дети? Бабушка повалила нас с сестрёнкой на землю и прикрыла своим телом, как наседка цыплят».
«За остатками с полевой кухни бегали с мисками и кастрюльками»
«А потом нас перевели из трубы на водокачку. Там был большой железобетонный подвал, в котором хранились баллоны с хлором. Здесь мы и сидели. Недалеко стояла деревянная вышка, на которой раньше был охранник. В одну из бомбёжек бомба упала совсем рядом. Мы видели дымящуюся воронку. А рядом стояла вышка на трёх ногах. Четвёртую оторвало взрывом. Почему-то она напоминала нам дядю Тихона на деревянной ноге.
Наш домик заняли какие-то военные. К ним приезжала полевая кухня и привозила суп с кашей. Остатки отдавали нам. Поэтому, когда кухня приезжала, мы все бежали к ней — кто с миской, кто с кастрюлькой. В один из таких походов у меня над головой что-то засвистело, а потом впереди раздался взрыв. Кто-то из взрослых, бежавших рядом, сбил меня с ног и сказал: «Это мина!» То есть нашу тропинку обстреливали из миномёта».
Про любимую игрушку
«А потом нас решили эвакуировать. Военные разрешили зайти в дом и взять самые необходимые вещи и документы. Тогда ещё не было водохранилища, и нас проводили лугом. А потом по железнодорожному мосту на станцию Отрожка, где уже стоял на путях товарный поезд, в который нас погрузили.
Моей любимой игрушкой в то время была деревянная лошадка на колёсиках, и я упросил бабушку взять её с собой. Мы бежали, спотыкаясь, по шпалам, а бабушка тащила под мышкой мою лошадку. Мама ругалась на неё и велела бросить, а я ревел и не хотел расставаться с любимой игрушкой».
«Выковыреванные»
«Поезд привёз нас в Москву, где детей поместили в комнату матери и ребёнка, но взрослых к нам не пустили. Здесь было много игрушек. Нас развлекали воспитатели и организовали из нас оркестр. Помню, что мне достался треугольник на верёвочке, по которому я стучал палочкой, а он звенел. Это был мой первый музыкальный инструмент. Родители, которые остались на вокзале, покупали какую-то еду и передавали нам. Но воспитатели перепутали нас и однажды что-то вкусное отдали моей сестрёнке и мальчику Боре, а мы с Лилей сидели в сторонке и тихо плакали. Кстати, мы так и не узнали, кто это передал — моя мама или тётя Валя?
Затем нас опять везли на поезде, а потом на конных телегах и привезли в село Бестужево Арзамасского района Горьковской области (ныне Нижегородской). Здесь нас расселили по избам местных сельчан. Конечно, не все были рады такому подселению. Местные не выговаривали (или не хотели говорить) «эвакуированные» и называли нас «выковыреванные».
Но нам досталась хорошая, добрая, одинокая бабушка. Правда, у неё не было одного глаза, и все называли её Анютка-кривая.
«Папа прошёл всю войну без ранений, а умер от сердечного приступа»
«Потом к нам присоединились папины родители: дед Александр Илларионович и бабушка Вера Николаевна. В Воронеже они жили на ул. Плехановской. Как-то выбрались из уже оккупированного Воронежа и отыскали нас. От них мы узнали, что папину сестру Наталью и её дочь Веру немцы угнали в Германию. Девочке было всего 14 лет. В детстве она не выговаривала букву «Р» и своё имя произносила Эля. Так и осталась она для нас на всю жизнь Элечка.
А папа прошёл всю войну от Сталинграда до Берлина в составе 66-го гвардейского танкового полка и закончил войну гвардии старшим лейтенантом, заслужив два ордена Красной Звезды и пять медалей. Война щадила его — ни одного серьёзного ранения, только одна контузия. Но в 1948 году он скоропостижно скончался от сердечного приступа. Похоронили его на советском воинском кладбище в городе Потсдам (Германия), где он проходил службу после войны».
1852
0
8