В издательстве «Вече» вышло четырёхтомное издание «Избранное» прозаика и публициста Александра Лапина. Писатель широко известен благодаря циклу романов «Русский крест», связанных идейно, сюжетно и тематически. В этой эпопее автор предпринял попытку художественно осмыслить и проанализировать жизнь страны на протяжении нескольких десятилетий — от позднесоветского времени до наших дней.

«Первые два тома, — говорится в авторском предисловии, — отданы эпопее «Русский крест» — саге о поколении, принявшем на себя главный удар крушения величайшего социального проекта минувшего века. Третий том составили романы «Святые грешники» и «Крымский мост», герои которых прокладывают собственные пути духовного и нравственного поиска в лабиринтах XXI века. В четвёртый том вошла трилогия «Книга живых», завершающая эпопею «Русский крест», и публицистика».

Произведения различны по жанровой природе, объёму, интонации. Объединяет их помимо героев стремление автора зафиксировать в слове и осмыслить наследие огромной, ужасной и прекрасной, небывалой в истории советской цивилизации, на фундаменте которой живёт и развивается современное нам новое российское государство.

Главное — чтобы книги дошли до читателей

— Как появился этот замысел — выпустить четырехтомник «Избранного»?

— В течение всех восьми лет, что выходят книги цикла «Русский крест» и другие мои сочинения, я неизменно получаю читательские отклики. Кто-то пишет о своих впечатлениях от романа «Утерянный рай», кто-то о «Крымском мосте», кто-то отзывается на «Книгу живых». И я вижу, что в связи с особенностями отечественной книжной индустрии мало кто читал весь цикл целиком, а в массе своей люди знакомы с моими книгами выборочно. Книжных магазинов у нас становится все меньше, их пропускная способность невелика, какие-то мои книги там есть, каких-то нет... А мне бы хотелось, чтобы читатель ознакомился с замыслом во всей его полноте. Можно, думаю, говорить о какой-то вселенной цикла, если угодно. Все произведения, составляющие «Русский крест», автономны, но они дополняют, обогащают друг друга, и, чтобы понять каждое из них, нужно ознакомиться с тем, что было до него и следует после. Все-таки «Русский крест» — это большая, сложно выстроенная история. Исходя из этого, я подумал, что нужно издать цикл одновременно и целиком.

В библиотеках, что опять-таки связано с сегодняшними особенностями, книги мои тоже представлены выборочно. Какие-то издания есть, каких-то нет. Цены на книги в магазинах запредельные, тем более в сравнении с уровнем зарплат в среднем по стране. И когда было решено выпустить четырехтомник, я предполагал за счёт причитающихся мне от издательства средств часть тиража бесплатно передать напрямую библиотекам. Обязательно сделаю это. Коммерческий успех для меня не главное. Важнее, чтобы мои книги дошли до людей.

К чему приводит деградация власти

— «Русский крест» и другие ваши книги — это художественное осмысление того, что с нами произошло за последние десятилетия, во многом рефлексия о том, что такое был Советский Союз, почему он перестал существовать. Какая Россия, по-вашему, больше похожа на СССР: та, что была десять лет назад, когда вы начинали писать «Русский крест», или сегодняшняя?

— Конечно, нынешняя, при всей разнице того, что было и что стало. Я часто думаю о том, что мы приобрели и потеряли за эти годы, и прихожу к выводу: приобрели-то, пожалуй, больше. И главное — это свобода передвижения. Если бы коммунисты не запирали граждан внутри страны и дали бы людям возможность ездить по всему миру, все сами бы определились, что лучше и что хуже, и никакой катастрофы бы не произошло. Ведь мы тогда за границей практически не бывали, а пропаганде своей не верили. Хотя пропаганда говорила правду о Западе: что есть безработица, что есть нищие, что высок уровень преступности… Но нам не давали посмотреть своими глазами. Я много поездил по миру и могу сказать: сегодня Россия в общем ничем не отличается от Запада в том, что касается бытовой стороны жизни. А что касается прав и свобод, о которых у нас некоторые так много любят рассуждать, то, по большому счету, никакой абсолютной свободы нет нигде. В каждой стране есть своя идеология, которая где-то незаметно продвигается, а где-то и энергично насаждается властями. Мы тут ничем от остального мира не отличаемся.

Меня сегодня тревожит, что структура власти у нас во многом повторяет с одной стороны дореволюционную, с другой — советскую. А мы помним, что и в том, и в другом случае кончилось это не очень хорошо. И больше беспокоит наглядная деградация главной партии. Это очень опасно. Если бы КПСС сохраняла свои идеалы, то ничего подобного тому, что случилось в конце восьмидесятых — начале девяностых, не произошло бы. За несколько последних десятилетий партия деградировала. В неё все больше вступали откровенные приспособленцы, заинтересованные исключительно в своей личной выгоде и власти. Одно время с такими боролись (вспомните так называемые чистки), а потом перестали.

«Единая Россия» все больше и больше напоминает позднюю КПСС, а ведь она правящая партия, ведущая и направляющая сила, как ни крути. Все мы помним, к чему такое приводит: застой, потом всеобщее недовольство, потом революционная ситуация, хотя вроде никто революции не хочет. Ведь практически никто не хотел революций ни в 1991-м, ни в 1917-м, но в силу объективных причин они случились.

О соревновании с великими не думал

— Вы говорили о том, что получаете очень много читательских откликов. Повлияли ли эти отзывы на сюжетные линии, судьбы героев произведений, вошедших в сборник?

— Скорее нет. Тут я придерживаюсь собственной линии. Но к голосам читателей прислушивался. Люди спрашивали: почему что-то происходит или, наоборот, не происходит? Одно время, думая завершить эпопею (уже не было ни материала, ни сил), устроил опрос: как читатели видят судьбу героев? И многие говорили о том, что должно быть продолжение. Это стимулировало меня писать дальше. И сейчас до сих пор есть незаконченные линии повествования, о которых я продолжаю думать. Почему Дубравин, сквозной герой цикла, так и не встретился с сыном? Что все-таки стоит за смертью Амантая Турекулова в книге «Суперхан»? Читатель задаёт эти и подобные вопросы, подталкивает меня дать ответы на них. Есть сюжетные линии, о которых я за десять лет и сам позабыл, а получив, допустим, книги четырехтомника из типографии и заглянув в них, понимаю: вот же повод для продолжения. Но пока к этому не готов.

— Многие говорят о кинематографичности вашей прозы. Вам не поступали предложения об экранизации?

— Предложений не было, хотя разговоры об этом возникают регулярно. Один мой друг, известный сценарист, который, вдохновившись книгами «Русского креста», начал было писать сценарий, уверял, что делает его так, как сегодня требует отечественная киноиндустрия. Ознакомившись с тем, что получилось, я был ошеломлён: герои вроде те же, что и в книге, но в результате — абсолютное художественное и житейское неправдоподобие. Это теперь так положено?

У меня есть товарищ, кинопродюсер. И он мне честно сказал: «Александр Алексеевич, материал в ваших книгах хороший. Но если мы возьмёмся снимать с тем бюджетом, что у нас есть, то на выходе будет бледная сериальная копия. У нас просто нет средств, чтобы, допустим, ехать снимать какие-то эпизоды в Казахстан, и снимать красочно. Нужны большие деньги. Нужно подождать ещё лет двадцать, когда отрасль разбогатеет». И я подумал, что лучше никак, чем вот так.

Хотя, скажем, притча «Вирусы», — камерная вещь, тут много денег, чтобы её снять, не нужно. При всей коронавирусной современности сюжета она основана на давней истории моих студенческих друзей. Может быть, в Якутию поеду: там сейчас делают низкобюджетное, чуть ли не самодеятельное, но очень хорошее кино.

— В четвёртый том вы включили свою публицистику. И в частности, большое эссе «Я верю», где подробно рассказываете о собственном мировоззрении. Вы не боялись сравнения с великими — допустим, с Толстым, автором трактата «В чем моя вера»?

— Это давний текст. В начале 2000-х в моей внутренней жизни произошли довольно серьёзные изменения. Если совсем коротко — я уверовал, на меня сошла благодать, и я записал то, что со мною происходило тогда, собрал книгу «Каноны Розы мира». Текст «Я верю» во многом основан на ней. Ни о каком соревновании с кем бы то ни было я не думал, конечно. Просто изложил то, к чему пришёл. Я убеждён, что вера сегодня должна быть творческой. Времена изменились. И самое главное в вере — это творческий подход. Ведь Господь в первую очередь творец. Он создал нас, и Вселенную, и законы этого мира. И мы должны стать его помощниками, сотворцами. Это, если угодно, моё кредо. Я уверен, что наступает время религии творчества.

Беседовал Сергей КНЯЗЕВ.