Материал обновлён.

Фото из соцсетей.

Клетка.

Их единственное совместное фото на её странице во «ВКонтакте» — прошлое лето, на фоне клетки. Наверное, зоопарк.

В клетке — медведь.

Но он, Ваня Петин*, в свои почти целых 6 лет не боится зверя. В глазёнках животный страх перед людьми, которые рядом. Справа — она. Мать. Напротив — тот, кто сделал это фото, новый мамин муж, Ванин отчим.

— Да, они меня били… То есть воспитывали…

«Весь его вид, когда он произносил эти слова, выражал какую-то… Обречённость. Понимаете? Не отрешённость — именно обречённость. Он воспринимал это как данность, что так и должно быть…»

Зам главного врача Лискинской ЦРБ Марина Мелашенко пытается передать мне состояние теперь уже 7-летнего Вани, когда с ним после всего случившегося общался психолог. Мы обе понимаем, что передать и понять такое невозможно. И я опускаю глаза, чтобы милая доктор в розовом халатике не смущалась: её слёзы сейчас — это норма.

Били и сажали на привязь

История с кодовым названием «Лискинский Маугли» казалась классикой жанра. В пятницу, 13-го, сначала облпрокуратура, через час — следком выдают пресс-релизы о «жестоком обращении с ребёнком». Главные персонажи: женщина c фото возле клетки — 24-летняя Карпова Вера*, мать мальчика Вани (Петина — её девичья фамилия), и 29-летний Карпов Игорь*, нынешний Верин муж, который тот снимок сделал.

На Игоре две статьи: «Истязание несовершеннолетнего группой лиц по предварительному сговору» и «Незаконное лишение свободы» всё того же несовершеннолетнего и той же группой. У Веры плюс ещё одна: «Неисполнение обязанностей по воспитанию». В целом им грозит до семи лет.

По версии следствия, Карповы «систематически» (цитата из релизов) избивали маленького Ваню, «причиняя физические и психические страдания», и «лишали его свободы». Минимум два года, с июня 2017-го до июля 2019-го. Расследование завершено, уголовное дело Карповых ушло в суд, экспертизы всё подтверждают, они сами всё признают…

И я мчусь в командировку в Лиски, рисуя живые картины. Вот — возмущённые соседи. А вот ОНИ — с ноткой высокомерия («отстаньте все!») Карповы. А вон там, на заднем фоне — армия пристыженных чиновников, которые всё прозевали... Но я попала в оглушающий вакуум. Вы представляете, что в райцентре-передовике, в частном доме у оживлённой дороги можно два года бить ребёнка, привязывать верёвкой и цепью к дверной ручке или кровати, жечь тело зажигалкой и кипятком — и никто ничего «не увидит»? Ни соседи, ни чиновники, ни, извините, участковый?

Оказывается, можно. А ведь случай не первый: вспомните кадры о «маугли» в той же Москве. И, потянув за ниточки в Лисках, предлагаю поразмышлять: можно ли было спасти Ваню?

«Истерзанный и страшный»

О том, что  этот   7-летний человек живёт в аду, большие взрослые внезапно узнали нынешним летом, 3 июля.

— Есть хочу…

Это первое, что сообщил Ваня тёте Ане*, к которой бежал через несколько улиц, освободившись дома от привязи, куда его опять посадили мама и отчим.  Сразу снимаю вопрос: как позже расскажут Карповы и сам Ваня, его правда так «воспитывали». Не туда ступил, не то сказал, не туда положил — воспитывали: ремнём, верёвкой, зажигалкой... Поэтому «за что» он сидел на привязи именно 3 июля, неважно.

Адрес Анны Ваня знал потому, что  с год назад его туда водила мать: Вера подрабатывала, нанималась помогать по хозяйству. Общаться Анна отказалась. Она давала интервью журналистам местного ТВ, но «прочитала приукрашенную статью. Зачем? Чем это поможет?» — спрашивает Анна во «ВКонтакте», оправдывая отказ.

Если действительно так, согласна, не поможет ничем. Поэтому цитирую её рассказ с видео, его не переврать:

«Ребёнок был настолько… истерзан. Весь в синяках, худой, лысый, страшный. Потёки у него были. На руках следы от верёвок…»

Накормив Ивана, Анна позвонила в полицию.

«Мне казалось, если я отвезу его назад, отдам — совершу такое же преступление. Молчаливое согласие на издевательства».

А дальше невероятные «открытия».

«Мальчик? Не видели!»

Вера Карпова выросла в маленькой деревне в Поволжье. Там у неё и сейчас мать, сестра, неподалёку — тётка. Деревня  такая маленькая, что даже нет почты. И в лавочках с хлебом и крупой нет стационарных телефонов. Но Веру вспомнили в соседнем селе.

— Память у неё хорошая, в школе успевала неплохо. Читать любила: хобби её было — книги…  Рано вышла замуж (Ваню родила в 17 с половиной лет. — «Ё!»), за неместного. Они куда-то уехали. Но вскоре Вера вернулась одна с ребёнком.   Работала в молочно-животноводческом комплексе. Мальчика растила. Потом снова вышла замуж и уехала. Оказывается, к вам, в Воронеж…

«Оказывается», да. По данным районной прокуратуры, Карповы с Ваней осели в Лисках летом 2017-го, отсюда начинается и летопись уголовного дела. Сначала обитали в съёмном жилье, потом купили старый дом в частном секторе. Игорь работал («Чисто всегда одетый. Очень чисто!» — впечатления соседки). Вера — я уже говорила — нанималась в семьи помогать по хозяйству. Жили — хорошо. Во дворе чёрная иномарка с московскими номерами. В супермаркете (и снова чуткие соседи) — «полные пакеты она набирала!»

Но то, что через забор от них, «оказывается», истязают ребёнка, соседи не знали: «Мы ни разу  его не видели —  мальчика!»

Чтобы пробраться к соседским дверям, надо пролезть дебри престарелых кустов, петляя по тропкам, упереться в портрет «злой собаки», перекричать собаку…

«И вообще, нич-ч-чего не знаем! У тех вон спрашивайте!»

Но «те» не знают даже, живёт ли с ними кто-то рядом… Полиции, следователям, врачам местные скажут: не то что не видели ребёнка — писка не слышали.

…Анна, к которой прибежал наш «маугли», рассказала телевизионщикам: когда Вера приводила с собой Ваню, она замечала у него синяки, ссадины. Но та отмахивалась: упал, ударился. Если журналисты здесь не приукрасили, можно бы спросить Аню, почему она сразу НЕ — не забила тревогу, не подняла полицию.

Но я задам встречный вопрос: а кто бы из нас с вами забил? Я не буду о материях «человечного» «бес-». О Швециях с Норвегиями, где ребёнка могут забрать из семьи по звонку бабушки на лавочке. В Лиски я ехала со списком вполне земных, государственных заведений — судя по отчётам, круглосуточно радеющих за детей. Итак.

Фото Игоря ФИЛОНОВА.

Как ребёнок выпал из системы

Районный отдел опеки. О Карповых и ребёнке там НЕ знали. Потому что Ваня рос с родной замужней матерью, речи об опекунстве, усыновлении не было, влезать в полную семью просто так — не имеем права. Это мне объяснили в областном департаменте образования, которому подчиняется система опеки  (всё серьёзно, кабинетов много). В местном же отделе образования, как вы понимаете, о дошколёнке тоже были без понятия: в садик Ваня не ходил, отдавать его в школу Карповы явно не собирались.

Врачи. Не поверите, но они тоже. Участковый педиатр ЦРБ, проработавший на улице, где живут Карповы, почти 30 лет, — нет, никто не знал.

Марина Мелашенко

— Для нас это действительно стало открытием, — признаётся зам главного врача больницы по материнству и детству Марина Мелашенко. — Мальчика ни разу не приводили к докторам даже на прививки, не вызывали ему врача на дом.  Почему не мог не болеть? Если его от всех прятали, в садик не ходил, контактов с окружающей средой минимум — заражаться негде...

После того как всё вскрылось, Ваню положили в больницу. Удивительно, но физически парнишка оказался вполне здоров:

— То, что худенький, — не болезнь, у него такое телосложение. Развит мальчик гармонично.

Да. Если бы не рубцы на бёдрах. Не следы от ожогов и верёвок по телу. А позже я выяснила: у Вани ещё одна старая травма. Если говорить просто — ребёнка, кажется, били так, что сломали нос. И даже после этого не показали врачу. О семействе Карповых лискинские медики узнали прошлой весной, когда Вера встала на учёт в женскую консультацию: она ждала ребёнка.

— Где ж первый? Роды-то у тебя вторые, — спросили её.

— С родственниками в моей деревне, — снова отмахнулась.

Напомню, на тот момент Иван почти год жил в Лисках.

— Зимой она родила девочку, к ним домой ходила патронажная сестра, — говорит Марина Мелашенко. — Было видно: малышка желанная, зацелованная. Детский уголок, игрушки. Но даже ПРИЗНАКОВ (с удивлённым нажимом. — «Ё!») второго ребёнка дома не было. Ни единого ботиночка. И голосок не подал. Ни разу...

Может, хоть районный отдел соцзащиты? Но там о Карповых узнали ровно в день рождения их дочки: Вере стали платить пособие по уходу за ребёнком до полутора лет.

— Ранее за  мерами социальной поддержки они не обращались...

Сама жертва?

Почему Вера уехала из своей деревни как-то вдруг за 500 километров «под какой-то Воронеж», неизвестно. Она точно хотела всё, что связывало с прошлым, стереть. На ней висел долг за коммуналку в 12 тысяч. Но и приставы Веру искать перестали. Даже у Вани, напомню, её девичья фамилия. А в его метрике в графе «Отец» — прочерк.  В Лисках Карповы официально прописались. Ваня же по документам так и «жил» в Поволжье, прикреплён к местной больнице. То, что его медкнижка там не велась с 2017-го, выяснили тоже лишь теперь.

И меня сейчас освистают, только я всё же скажу: Вера сама жертва. Это не в оправдание, но. В соседнем с её деревней селе мне не стали говорить, что у девочки, любившей книжки, мать жестоко пила. Маленькую Веру сдали в интернат. Те, кто знал семью, вспоминают: «Девочка постоянно плакала, всех боялась, точно дикая. Ведь скандалы, драки — всё на её глазах…»Потом мать прозрела: пролечилась, снова вышла замуж, забрала Верку из интерната.  И опять — срыв. Так на самом деле росла Вера, и это лишь то, что на поверхности. А дома, за закрытой дверью? Может, как теперь она с Ваней? Когда с ней теперь разговаривал психолог, Вера сказала просто и прямо: «К этому ребёнку не испытываю ничего…»

Повторяю: не оправдание. Это ещё одна трещина в системе: семейное насилие, пущенное на самотёк, порождает насилие.

Следователи проверят, кто «недоработал»

Есть в прошлом Веры ещё страница, которую тоже, видимо, хотелось вырвать: в марте 2016-го её (зелёную девчонку 21 года) судили. «Умышленное причинение тяжкого вреда». До восьми лет.

«В ходе ссоры (...) личных неприязненных отношений (...) сидящему на полу (…) нанесла не менее трёх ударов правой ногой в область правого плеча (…), закрытый вывих (…), закрытый перелом (...)».

Не знаю, кого и за что она так: в базе судебных решений (а то была реплика из приговора) имени человека нет. Но Вера подписала явку с повинной, оплатила лечение. С «раскаянием» и «положительными характеристиками» — полный комплект смягчающих. Плюс главное: сын Ваня, которому тогда было всего четыре. И Карпова получила два года условно с таким же испытательным сроком.

Вы верно считаете: до марта 2018-го Вера считалась судимой. Значит, её обязана была контролировать уголовно-испол­ни­тель­ная инспекция. Она стояла следующей в моём списке «ответственных» вместе с участковым. Но в региональных УФСИН и ГУ МВД от комментариев устранились. «Чтобы не вредить следствию».

— Да, следователи продолжают разбираться, — объясняют в областном Управлении СКР. — Выясняют, правильно ли сработали органы профилактики, могли ли вовремя выявить жестокое обращение с ребёнком. По итогам проверки станет ясно, есть ли основания для уголовного дела.

…А у Вани и его младшей сестрёнки всё хорошо. Девочку у Карповых тоже забрали, ею занимается местный отдел опеки. Иван живёт в приюте, 1 сентября пошёл в первый класс.

— Мальчик здоровый, общительный, — сообщила мне директор. — Больше всего ему нравятся рисование и физкультура…

*Имена героев публикации изменены.

Обновление добавлено 30 декабря 2019 г.

Родителям-извергам вынесли приговор

Ирине и Александру Л. в понедельник, 2 декабря, вынесли приговор за истязание 7-летнего мальчика. 24-летняя мама отправится в колонию общего режима на 1,5 года, а её 30-летний муж, отчим мальчика, — на 2,5 года. Супруги вину полностью признали, их дело рассматривалось в особом порядке. О происшествии Воронежская область узнала 3 июля. В этот день 7-летний мальчик сбежал из дома к знакомым матери и заявил, что собирается у них жить. Возвращаться домой он отказался наотрез. Вид у ребёнка был ужасный.

— Ребёнок был настолько… даже не могу слово подобрать… Истерзан, что ли. Весь в синяках, весь какой-то худой, лысый, страшный. Потёки у него были. На руках были следы от верёвок… — признавалась позже в интервью местным телевизионщикам женщина, которая его увидела.

Мальчик объяснил тёте, что мама с отчимом его привязали, а он вырвался. Женщина обратилась к правоохранителям. Оказалось, что о существовании ребёнка никто не знал. Мать и отчим скрывали его ото всех. С 2017 года мальчика не показывали врачам. В отделе образования он тоже не числился: в садик его не отдавали, в школу, видимо, тоже не собирались устраивать. Более того, малыш был прописан не в Лисках, как вся его семья, а в Пензенской области, откуда они переехали два года назад. У мальчика девичья фамилия матери, а в графе отец стоит прочерк.

Супруги никак не выдавали поведением своих садистских наклонностей. Александр работал, всегда был хорошо одет, Ирина подрабатывала — помогала местным жителям по хозяйству. Супруги хорошо питались, покупали дорогие продукты. Никто и подумать не мог, что кто-то из членов семьи голодает…

В феврале у супругов появилась дочь. В женской консультации у Ирины тогда спросили: где же второй ребёнок? Роды ведь не первые. Она отмахнулась со словами, что старший сын остался с роднёй в пензенской деревне. Когда патронажная сестра проверяла условия для новорождённой в доме семьи, она также не заметила присутствия второго ребёнка — ни машинки, ни одежды, ни обуви… Малыш даже голоса не подавал.

Позже при осмотре мальчика будут обнаружены рубцы на бёдрах. А ещё, кажется, ребёнка били так, что сломали нос. Напомним, Александра обвиняли по двум статьям: «Истязание несовершеннолетнего группой лиц по предварительному сговору» и «Незаконное лишение свободы» всё того же несовершеннолетнего и той же группой. У матери мальчика плюс ещё одна: «Неисполнение обязанностей по воспитанию». В целом им грозило до семи лет. По версии следствия, супруги «систематически» (цитата из релизов) избивали маленького ребёнка, «причиняя физические и психические страдания», и «лишали его свободы». Всё это длилось минимум два года, с июня 2017-го до июля 2019-го.

Как мы уже писали, саму Ирину Л. можно назвать жертвой домашнего насилия. Её родная мать пила, потом сдала её в интернат. Затем она одумалась, забрала девочку обратно, но вскоре снова сорвалась. «Девочка постоянно плакала, всех боялась, точно дикая. Ведь скандалы, драки — всё на её глазах…» — рассказали нам знакомые первой семьи обвиняемой. Скорее всего, Ирину также били в детстве. Кстати, позже в разговоре с психологом Ирина признается: «К этому ребёнку не испытываю ничего…»

Отметим, что женщина могла попросить об отсрочке в исполнении приговора. Ведь у неё есть маленькая дочь. Но Ирина это делать не стала.